А когда настанет время, тебе придется только исполнять мои указания. И не впадать в панику!
Я широко улыбнулся и придал себе самый уверенный вид.
— А тебе не дует… э… снизу?
— Все отлично. Не сомневайся.
Я молча указал на бугор под одеялом и вопросительно поднял брови.
— Он… молчит, — сказала она. — При схватках я чувствую, как ему плохо. Ведь шейку матки растягивает его головка. Бедный малыш! Ему будет гораздо тяжелее, чем мне. Но ничего не поделаешь. Обычный ребенок мало что почувствовал бы и тут же забыл бы. Но процесс родов никак не рассчитан на мыслящих эмбрионов.
Поздно вечером Дени дальнировал мне подробности приема в Консилиум, а также об избрании Поля Первым Магнатом. К счастью, он не упомянул о сердечных и очевидных для всех отношениях между Полем (что Поль не вдовец, знали всего несколько членов семьи) и Лорой Трамбле. Не обсуждал он и гибель Маргарет Стрейхорн. (О действиях существа, называемого Гидрой, я впервые услышал уже после моего возвращения в цивилизованный мир.)
Дени хотел узнать, скоро ли ожидаются роды и намерена ли Тереза сообщить ему или Полю, когда Джек родится. Я без зазрения совести соврал, что пока никаких признаков не заметно, а Тереза спит и по-прежнему опасается дальнировать, чтобы не выдать своего местопребывания врагам, так что вряд ли она решится. Я сказал, что останусь единственным источником новостей о Терезе и ее сыне. Это, казалось, удовлетворило Дени. Консилиум Орб так далек от Земли, что его необъявленного бестелесного присутствия тоже можно было не опасаться. Даже Великому Магистру пользоваться ультрачувствами через расстояние в четыре тысячи световых лет было очень непросто, и я не думал, что Дени потратит еще энергию, чтобы видеть нас, а не только разговаривать телепатически. Во всяком случае, пока у него нет для этого веской причины.
Когда Дени прервал связь, я успокоил Терезу, которая тревожно пряталась за таким сильным психоэкраном, какой ей только удалось создать. Однако меня беспокоил ее отказ сообщить обо всем доброму и заботливому свекру, который, вероятно, сыграет важную роль в юридических битвах за ее амнистию. Что касается Поля, то и он умел не хуже, а возможно, лучше Дени проецировать свои мысли с такой точностью, что никакой монитор Магистрата не уловил бы их. Если бы Тереза действительно любила Поля и надеялась на примирение, она бы откликнулась на его телепатический зов. Но она продолжала отказываться, и я сказал ей, что, боюсь, нет ли у нее совсем иной причины избегать Поля.
Но она только посмеялась.
— Роги, я вовсе не упрекаю Поля за его поведение в связи с моей беременностью. Я понимаю, что его общественные обязательства важнее всего, даже меня. И потом, я действительно совершила серьезное преступление. Но теперь, когда все оборачивается так удачно, я чувствую, что нам следует отложить наш разговор. Дальнирование ничего не даст. Говорить мы должны лицом к лицу. Я хочу показать Полю его здорового и крепкого малютку сына. Положить Джека ему на руки. И тогда он будет гордиться нами, как мы гордимся им.
— Ну, конечно, его раздует от гордости, — твердо заявил я. — И теперь, когда он Первый Магнат, он небо и землю перевернет, чтобы снять тебя с крючка закона.
Она отвернула голову.
— Я знаю. Как только Поль познакомится с Джеком, все снова наладится.
Я приготовил Терезе чаю, а потом сел на табурет рядом с ней и помассировал ей спину, пересказывая подробности о церемонии принятия, которые услышал от Дени.
— Он прошел в Первые Магнаты лишь небольшим числом голосов? — спросила она.
— Пятьдесят девять за Поля, сорок один за Дэвида Макгрегора.
— Как странно… А я думала, Полю нечего опасаться. Но, конечно, Дэвид — блестящий государственный ум. Он мне всегда нравился и его жена — тоже.
— В честь приема устраивается вечер-гала-банкет и бал со всеми знаменитостями. Люсиль готова к своей коронной роли гранд-дамы метапсихологии и, конечно, оденется сногсшибательно. Марк впервые облачится в костюм и белый галстук, и Дени не сомневается, что все девочки будут от него без ума.
Тереза весело засмеялась и внезапно замерла. Глаза у нее расширились.
— Роги! Воды отходят!
— Тебе воды? — Я стремительно вскочил. — Холодной? Теплой?
— Нет, милый, — ответила она ласково, меняя позу. — Околоплодный пузырь, полный жидкости, в которой плавает Джек, лопнул.
Ее лоб покрылся испариной. Она охнула, потом хрипло вскрикнула. Я в ужасе нагнулся над ней.
— Что мне сделать?
Закрыв глаза, она вцепилась в края постели так, что костяшки пальцев побелели, и опять испустила тот же хриплый вопль. Потом прошептала:
— Надень чистую рубашку. Вымой руки со щеткой по локоть и ополосни в воде с хлоркой.
— Сейчас. — Я заметался по хижине. — Сейчас! Потерпи немного. Я управлюсь за две минуты. «Держись, Джек! Не торопись так!»
«БОЛЬНО! МНЕ БОЛЬНО!»
— О, Господи! — взвыл я.
Это были мучения не Терезы. Она тужилась и напрягалась, ее сознание замкнулось в абсолютной сосредоточенности. Мучился Джек.
…околоплодная жидкость, которая девять месяцев омывала и оберегала его, теперь вытекала из лопнувшей оболочки.
…его нежное тельце сдавливали судорожно сокращающиеся мощные мышцы с интервалами всего в две минуты.
…и его сантиметр за сантиметром проталкивало вниз по родовому каналу, давяще узкому, и кости его крохотного черепа, и удивительный мозг внутри деформировались, сплющивались.
…а его мать замкнулась, не отзывалась, и тогда он пожаловался мне!
БОЛЬНО… Дядюшка Роги, больно так, что я не могу сделать того, о чем просила мама, помоги мне пожалуйстапомогипомоги…
— Сейчас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167