— Твое физическое тело, — наконец вымолвила она, — ни капельки не внушает отвращения.В рубке сам по себе раздался добродушный смех.— Надеюсь, что так. В детстве, когда я обнаружил, какую удивительно злую шутку сыграла со мной природа — в смысле мутаций — я много дров наломал. В какие только обличия не превращался — даже котом разгуливал. Потом Марк и дядя Роги объяснили мне, что к чему. Что не стоит дразнить людей, что надо беречь мой дар и не использовать его для наживания врагов, тем более для пробуждения в окружающих самых древних и темных инстинктов. Ну, насчет колдунов, чудищ, злых духов и тому подобной ерунды… Вот такая философия.— Ты испытываешь боль, когда освобождаешься от тела?— Нет. Я же сам создал свое тело, сам регулирую ощущения.— И твой голос?— Всего лишь колебания молекул, которые я привожу в движение посредством сокрушительной силы. Когда я принимаю телесную форму, то обычно создаю речевой аппарат и легкие — это придает голосу натуральный тембр. Частично леплю что-то напоминающее пищеварительный тракт, иначе как общаться с людьми за столом. Случается мне и мужской туалет посещать по, так сказать, социальным причинам. Вы же знаете, что представляют из себя мужчины Братство фанфаронов!Она рассмеялась и невольно отвела взгляд в сторону.Экран быстро темнел. Машина устремилась ко дну под углом в шестьдесят градусов, однако члены экипажа не ощущали падения.— Включить пронзающий луч, задействовать защитное сигма-поле. — В рубке раздался механический голос электронного мозга, управляющего машиной.— Заткнись, — коротко ответил Джек. — Занимайся своим делом. Когда прибудем на место, сообщишь. Не надо беспокоить нас по пустякам. Понял?— Принято, — ответил динамик. Голос прозвучал куда тише, в нем послышались нотки уязвленного самолюбия.Доротея улыбнулась.— Что поделать, — отозвался Джек — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пререкания с машинами по всякому поводу и без.— Правильно… Только я считала, что все члены семьи Ремилардов бессмертны.— Исключая меня. Мутация, которая со мной случилась, перемешала всю генную цепочку. У меня есть предел — что-то около тридцати лет. Ну, может, чуть больше.Ее лицо было непроницаемо.— А регенерирующий автоклав не может помочь тебе?— Он рассчитан на обычное человеческое тело. А я ненормален. Не думай об этом, Алмазик. Я еще попыхчу на этой земле, прежде чем со славой кану в небытие. Так что насчет сегодняшнего испытания не беспокойся. Сдюжим!..Она кивнула и преувеличенно внимательно принялась изучать данные, появляющиеся на шкалах приборов и маленьких экранах. На главном мониторе висело изображение чернильной тьмы, по которой изредка пробегали серые пятна. Буровой самодвижущийся аппарат мог подсветить свой путь, но прохождение слоев литосферы никого, кроме специалистов-геологов, не могло заинтересовать.— Думаю, сейчас самое время попрактиковаться в создании нашего диаконцерта, — предложила Доротея без всякого энтузиазма.— Да, время еще есть. До магматической полости нам спускаться более шести часов. Я бы хотел сказать тебе кое-что… Если ты не возражаешь…— Нет, конечно. Но… Если ты не сочтешь меня слишком назойливой… Я бы хотела побольше узнать о твоей жизни. Из бесед с дядей Роги я знаю, как ты родился. Не совсем обычным образом… Однако о многом он умолчал. Вероятно, он решил, что, если я узнаю о твоей тайне, это вызовет у меня отвращение.— Ну и?..— Удивительно, но это не так.— А ты сильно рассердилась на меня, когда я пытался наладить с тобой дальнодействуюшую связь? Прошу простить…— Я решила, что ты собираешься заманить меня в ловушку и открыть всем, что я — оперант. В ту пору это значило, что меня увезут с Каледонии. Поэтому и скрывала свои способности. Сколько могла…— Я был просто бестактный идиот. Я слишком быстро взрослел — то есть поглощал знания, а так, в сущности, оставался ребенком, да еще избалованным, постоянно привлекающим внимание родни. Если бы не дядя Роги, я бы еще долго ходил задрав нос.— Он объяснил мне, что ты ищешь бесед со мной, потому что одинок.Невидимый разум коротко, сухо рассмеялся.— Знаешь, встречаются древние старики, которые сами не знают, что несут. Я люблю дядю Роги, но иногда он становится невыносимо болтлив.— Зачем стыдиться одиночества? Или скрывать его. Это вполне обычное состояние…— Убеждаешь, что я не монстр и тоже способен испытывать чувства? Спасибо.— Я рада, что ты ничего не скрываешь. И даже смеешься. — Она повернулась в сторону кристаллического хранилища, с улыбкой глянула прямо в его середину. — Это говорит о твоем психическом здоровье.— Может быть. Я никогда не позволял хандре, всяким сопливым слабостям взять над собой верх. Так же, как и ты… Насколько я знаю.— Я просто привыкла держать себя в руках. Единственный человек, память о котором не дает мне покоя, — это моя мама.Она начала рассказывать Джеку о своей матери.Позже, задумываясь о неожиданно накатившей на нее откровенности, Доротея сначала решила, что Джек незримо надавил на ее сознание, заставил раскрыться. Сердце не хотело этому верить, да и зачем вообще брать в расчет такое пошлое объяснение. В ту минуту ее потянуло исповедаться совсем по другой причине, простой, незамысловатой. Потому что Джек слушал. Ему было интересно… Память о детских годах камнем висела на шее, и не было другого способа избавиться от гнетущего груза, как рассказать другому человеку о том, что испытала она тогда на острове Айлей. Кто, кроме Джека, мог понять ее? Только он мог оценить, что она вынесла, разрываясь между любовью к матери и бабушке и желанием постоять за себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185