О. – Она умерла у меня на руках.
В. – Была агония мучительной?
О. – Да, сеньора очень страдала. Но в самые последние минуты она стала спокойной.
В. – Не сказала ли она перед смертью что-нибудь, что могло бы заинтересовать следствие?
О. – Сказала… Хотя, простите… Не думаю, что это для вас интересно… Я бы предпочла…
В. – Это решаем мы.
О. – Она сказала: «Каталина, эта плутовка смерть заманивает меня, как тореро своей мулетой. Я ухожу туда…»
В. – Что, по вашему мнению, явилось причиной смерти?
О. – Даже врачи не смогли прийти к согласию. Говорят, что лихорадка… Может быть. Мы вернулись из Андалусии, где видели много смертей. Но там признаки болезни были другие. Словом, не знаю. Да это теперь и не важно.
В. – Важно или не важно – предстоит решать нам. Нет ли у вас каких-нибудь оснований считать, что смерть сеньоры герцогини была вызвана чем-то иным, нежели болезнью?
О. – Я вас не понимаю, сеньор.
В. – Какой-нибудь внешней причиной… Не была ли она вызвана преднамеренно. Не использовался ли, например, яд. Словом, не было ли это убийством?
О. – Боже меня упаси даже подумать об этом! Это отравило бы ненавистью мое сердце!..
В. – Оставим ваши чувства в стороне. Считаете ли вы возможным, что герцогиня, не ведая того, приняла яд?
О. – Но это было бы ужасно!
В. – Вы ведь не будете утверждать, что не знаете, о чем говорят в Мадриде?
О. – Я больше не выхожу на улицу, сеньор. Все мы, кто живет во дворце, только то и делаем, что оплакиваем герцогиню. И никому не приходит в голову мысль о яде, я уверена. Для нас всех ее смерть – воля провидения. Хотя нам трудно понять эту волю. Она оборвала в самом расцвете жизнь прекрасного существа: моей хозяйки.
В. – Не знаете ли вы кого-нибудь, кто относился бы к сеньоре герцогине так плохо, что мог бы желать ее смерти?
О. – Никого, сеньор. Здесь, во дворце, все ее любили. А вне дворца – вы должны знать об этом лучше, чем я. Но я не могу поверить, что…
В. – Принимала ваша хозяйка кого-нибудь накануне своей кончины?
О. – Она принимала многих, вечером. Она устроила праздник. За столом было шестнадцать человек. Сеньор Пиньятелли или сеньор Берганса, ее секретарь, смогут дать вам имена. Я была на кухне, распоряжалась подачей блюд и слугами.
В. – Это входило в ваши обязанности?
О. – В мои обязанности входило все, что от меня хотела моя сеньора. Она относилась ко мне с полным доверием.
В. – Видели ли вы сеньору герцогиню после праздника?
О. – Конечно. Она вызвала меня к себе. Я всегда помогала ей… Извините, помогала раздеваться.
В. – Вы нашли ее в нормальном состоянии?
О. – Она была такой же, как всегда после праздников: слегка печальная, слегка беспокойная.
В. – Говорила она или делала что-нибудь необычное?
О. – Нет. Впрочем… она предложила мне выпить с нею. Нам подарили херес во время нашей поездки в Андалузию. Сеньора герцогиня держала эту бутыль на туалетном столе. Она и сейчас там, вы должны были видеть ее.
В. – Вы выпили?
О. – Мы обе выпили. Это очень тонкое вино.
В. – Когда у сеньоры герцогини появились признаки плохого самочувствия? Утром?
О. – Нет. Часа два спустя. Она снова вызвала меня к себе. Началась рвота, холодный пот, боли в животе… Немного погодя послали за врачом. Приехал доктор. Бонелльс. Уже наступило утро.
К тому времени, когда допрос был закончен, во дворец уже прибыл дон Карлос Пиньятелли. Сеньор Пиньятелли оказался молодым человеком благородного происхождения, со свободными манерами и живым характером. Сеньорита Барахас предоставила нам зал с рабочим столом на нижнем этаже, и мы могли пользоваться им, как своим, в течение всего расследования; мы пригласили в этот зал сеньора Пиньятелли и провели допрос, содержание которого излагается ниже.
Вопрос. – Ваше имя?
Ответ. – Карлос Пиньятелли-и-Алькантара.
В. – Кем вы являетесь покойной?
О. – Это нелегко определить. Прежде всего надо было бы, наверное, сказать о нашей давней и глубокой дружбе. Но нас связывали также и странные узы формального родства, поскольку мой отец, граф де Фуэнтес, во втором браке был женат на матери герцогини, и этот брак сделал нас, если вам угодно, братом и сестрой, но таким необычным образом, что мы могли бы и пожениться. Все это довольно запутано, я понимаю… Чтобы упростить наши отношения, мы называли друг друга кузеном и кузиной. Кузен Карлос, кузина Каэтана.
В. – Вы часто навещали ее?
О. – Сначала довольно часто. Наши отец и мать женились в тот самый день, когда она вышла замуж за герцога де Альба, и мы принадлежали к одному и тому же кругу, были ровесниками – правда, она была чуть старше меня, – мы посещали одни и те же званые вечера, принимали участие в одних и тех же развлечениях. Затем я уехал на несколько лет, жил в Париже. А когда вернулся, мы были совсем взрослыми, к тому же она уже была вдовой. С тех пор я начал постоянно бывать сначала в ее дворце Монклоа, а потом здесь, в Буэнависта, и стал чем-то вроде ее компаньона. У французов есть для этого специальный термин: chevalier servant – кавалер в услужении. Как вы понимаете, он отнюдь не подразумевает интимных отношений.
В. – Когда вы видели ее в последний раз?
О. – Живой? Наверное, вас интересует именно это. Примерно за час до того, как наступила ее смерть, когда я снова отправился искать дона Франсиско Дурана, одного из ее домашних врачей, а «снова» я говорю потому, что мы до этого однажды уже пытались найти его, но безуспешно… Наконец мне удалось-таки разыскать врача, я привел его, и вскоре она умерла. Ужасно. Не могу поверить в это. Моя кузина была такой жизнерадостной, такой живой… Простите, это уже не то, о чем вы меня спрашиваете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59