– На сегодня – нечего. Я ж просто посоветоваться хотел…
– Да, конечно, милый. – Лавиния ласково потрепала брата по руке. – Мы сделаем все от нас зависящее. И конечно же будем держать тебя в курсе.
– Ага, будем, – фыркнула Гермиона, заталкивая блокнот обратно в сумку. – Агата или Лавви тебе непременно позвонят.
Джозеф нехотя поднялся и бросил на стол пару долларов для официантки.
– За кофе, – пробормотал он, натянул шляпу на самые уши и зашагал к двери.
– Ну-ну, – задумчиво сощурилась ему вслед Гермиона. – Посоветоваться он хотел, как же! Джозеф Паркинсон, дорогие мои, пришел к нам за помощью – вот как я это называю!
– И нечего тут злорадствовать, – вступилась за брата Лавиния. – В конце концов все мы – одна семья. Дружная, любящая семья, – подчеркнула она, прицельно глядя на Гермиону.
– Вернон Паркинсон и Лаура Фортман, – проговорила Беренгария, словно размышляя вслух. – Ну и как вам такое сочетание?
– Попробовать, во всяком случае, стоит, – усмехнулась Лавиния. – Ты как, сестренка?
– Миссис Фортман такая красавица… – радостно заулыбалась Агата. – Прямо как та актриса в «Пламенеющих сердцах». Она еще в «Девушке с гор» играла. И в «Похитителе и жертве». И еще…
– Отличный выдался денек, – ликовала Гермиона, не обращая на соседку никакого внимания. – Джозеф Паркинсон попросил меня о помощи! Жаль, никто нас не сфотографировал: мировой получился бы кадр!
– Так все-таки как насчет Лауры и Вернона?
– Приступаем к работе, – безапелляционно заявила Беренгария. – Мужчины – народ бестолковый; дальше своего носа эти идиоты не видят. Но в том, что сказал нам Джозеф, возможно, есть зерно истины…
– Сегодня – мой праздник! Угощаю всех. – Гермиона, по-прежнему сияя улыбкой, вручила официантке внушительную купюру и отмахнулась от сдачи. – Джозеф Паркинсон молит о помощи… Не отказывать же доброму старому другу!
– Отныне и впредь обязуюсь соблюдать целомудрие, – торжественно произнесла Лаура, обращаясь к корзинке с коричными плюшками.
По счастью, подслушать ее обеты было некому. Маленькие Паоло и Виолетта увлеченно раскрашивали в общем зале, Линн стояла за прилавком и обслуживала покупателей, а Лаура пекла и готовила. Встала она в четыре утра, злая и невыспавшаяся: за всю ночь глаз не сомкнула. Она ворочалась под одеялом, изнывая от стыда и унижения, и даже немножко поплакала в подушку.
Ничего, скоро она отдохнет. Тихонько поднимется наверх и приляжет минут на пятнадцать, пока Линн отпускает пирожки и булочки и разливает кофе. Самый наплыв посетителей уже схлынул. Возможно, во время ланча кто-нибудь заглянет: погреть руки над чашечкой чаю или кофе и скушать пирожное-другое. А то еще забежит кто-нибудь из соседей, прикупить сладостей для вечерних посиделок.
– Никогда в жизни не стану больше даже разговаривать с мужчиной моложе шестидесяти, – сообщила Лаура булочкам. – А то, что было вчера… так, досадная случайность, ошибка, не более!
Стихийная близость с едва знакомым мужчиной сама по себе повод для мучительных угрызений совести. А тут еще эта досадная неприятность! Велик ли шанс, что она забеременела? Еще как велик, подсказал услужливый внутренний голос. С чем-с чем, а с умножением семейства у Лауры никогда проблем не было. Стоило ей только подумать: «А не завести ли ребеночка?» – и ребеночек тут как тут. «Плодовита, как крольчиха», – шутил бывало ее так называемый супруг.
Но с тех пор она стала старше. Маленькому Паоло уже шесть, Виолетте – четыре. А самой ей почти двадцать девять: она на исходе пика детородного возраста. Ее мать и бабушка обзавелись детьми до того, как приблизились к тридцатилетию. И против этой доброй семейной традиции Лаура отнюдь не возражала.
Да и хватит с нее невезения. Наверняка вчерашние безумства прошли для нее без последствий… Ох, как хотелось бы в это верить! Красавец конезаводчик оставит ее в покое… Если верить слухам, Вернон Паркинсон меняет женщин как перчатки и ни с одной подолгу не задерживается. Она же сочтет себя счастливицей, если никогда больше в жизни его не увидит…
– Лаура! – окликнула молодую женщину Линн, заглядывая в кухню. – Там к вам пришли.
Лаура похолодела. Деревянная лопаточка выпала из одеревеневших пальцев и плюхнулась в миску с заварным кремом.
– Кто это? – Господи, хоть бы не он, взмолилась Лаура. Он видел меня нагишом. Я этого не переживу.
– Вернон Паркинсон, – заговорщицки прошептала девушка. – Говорит, это очень важно.
– Скажи ему, что я занята. Я готовлю суфле.
– Вы уверены?
– Разумеется, – зловеще усмехнулась Лаура, намеренно копируя бабушку. Грозная Фьяметта Габриэлли умела без слов дать понять любому: кто рискнет досаждать ей в разгар кулинарных хлопот, будет жалеть об этом до гробовой доски. – Будь так добра, объясни мистеру Паркинсону, что я не выношу, когда меня отвлекают от дела.
– Как скажете. – Линн исчезла за дверью, предоставив хозяйке полную возможность размышлять в одиночестве, а не утопиться ли в кухонной раковине.
Вернон Паркинсон уйдет, просто не может не уйти! Такой сногсшибательный мужчина не станет покорно дожидаться у порога, чтобы женщина соизволила уделить ему время.
Десять минут спустя, выйдя в зал с подносом, доверху наполненным плюшками с корицей, Лаура поняла, что ошиблась. Сногсшибательный мужчина заказал себе чашку крепкого черного кофе, подсел к детям и теперь непринужденно болтал с ними, точно знал малышей всю жизнь.
– Мне тут про тебя столько всего порассказали! – хватило у него наглости заявить появившейся Лауре.
– Вижу. – Молодая женщина вытерла руки о старомодный передник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47