– Если, как ты говоришь, между знанием и верой есть разница и дорога в вечность – это знание, открытые глаза, то отказываться от вопросов – значит закрывать глаза. А жрецы ничего не ставят под вопрос, хотя и поклоняются солнцу, источнику света и жизни.
Богословские доводы я всегда узнаю.
– Так в этом дело – ты скучаешь по отцу?
Асет теребила ухо Тули.
– Разумеется, я по нему скучаю, но…
– Тогда поразмысли над этим, может, удастся найти причину шума в ушах. А что касается стихов, я попробую что-нибудь сочинить, если ты наберешься терпения и постараешься меня научить. – Если она беспокоится, что я вдруг перестану относиться к ней с нежностью, я напишу ей столько стихов, сколько она захочет, пусть даже они будут неуклюжими. А если ее беспокоит что-то другое, у нее, по меньшей мере, будет причина обратиться ко мне.
– Давай возьмем одну и ту же тему, – предложила Асет.
– И прочтем потом друг другу свои стихи, – добавил я. – Тогда ты сможешь научить меня на примере.
У нее в горле раздалось счастливое журчание.
– О чем будем писать?
– М-м, дай подумать. Например… о возможности.
– О возможности? Мне нравится. – Она распрямила ноги и соскользнула с лежанки, скинув Тули на пол. Но, коснувшись босыми ногами холодной плитки, Асет застыла, а пес выбежал в дверь.
– Оставь свиток, я позабочусь, чтобы он попал к твоему отцу, – сказал я, не обращая внимание на то, что она босиком. – Но мне понадобится несколько дней. Я не такой быстрый, как ты.
День 4-й, второй месяц половодья
Животворящие воды Матери Реки поднимаются быстро, как никогда, и у всех у нас появляются нелегкие предчувствия. В чем бы ни заключалась причина, над городом ядовитыми миазмами висит мерзкий запах падали, распространяющийся от горы трупов, растущей возле Дома Украшения. Куда бы я ни пришел, везде приходится жечь серу, чтобы изгнать дух умерших, а вместе с ним и крыс, поселившихся в этих жалких лачугах. Для тех, кто все равно умрет, несмотря ни на какие лекарства, я зажигаю благовония и пробуждаю богиню: О, Исида, великая волшебница, избавь меня от всего плохого, злого и грязного. От болезни, насланной богом или богиней, от мертвого или мертвой, от врага пола мужского или женского, как ты избавила сына своего Гора .
В последнее время я иногда поднимаю взгляд и вижу Асет, ее белая ночная рубашка еще колышется у лодыжек, и холодные пальцы страха сдавливают мне сердце, словно она привидение, посланное богами, чтобы истязать меня.
– Я подумала, что пора прочесть друг другу стихи, – сказала она в этот раз.
Я пригласил ее сесть на лежанку и подождал, когда к ней запрыгнет Тули.
– Может, я начну, – предложил я, роясь в листах, разбросанных на столе, – потому что мои ничтожные старания после твоих стихов будут звучать еще хуже.
Асет кивнула, подбадривая меня, я набрал в легкие воздуха и начал:
– Словно ребенок во чреве матери, я вместе с тобой, но не среди тебя. Я вода, журчащая в ручье. Я смех в двух кувшинах красного вина. Головастик в мелком пруду слез, выплаканных богиней. Я всегда был здесь, я ребенок среди молчаливых вещей, так как я воплощаю возможность.
Я смотрел в папирус и ждал, что Асет рассмеется, снисходительно или жалея меня, – но только не тишины я ждал. Наконец любопытство заставило меня поднять взгляд, и я заметил, что девочка настолько поглощена собственным стихотворением, что моего даже и не слышала.
– Я же говорил, у меня нет поэтического таланта, – вымолвил я, чтобы оправдать свои жалкие потуги. – Я просто попытался описать то, чем интересовался, когда был еще мальчиком, о чем я забыл и что открыл заново вместе с тобой.
Асет озадаченно посмотрела на меня:
– Я не… о чем ты?
– Боги подарили мне редкую и ценную возможность снова увидеть мир глазами ребенка.
– Моими? – Я кивнул. – Правда?
– Правда, – ответил я, чем вызвал ее великолепную улыбку, которую считаю огромнейшим чудом, так как даже и представить не могу, откуда исходит этот свет, уж не говоря о том, почему он так на меня действует.
– Должно быть, это потому, что наши мысли идут в одном направлении. – Асет была слишком взволнована и не могла усидеть на месте, вскочила с лежанки и подошла ко мне. – Я боялась, что если скажу, насколько сильно мне понравилось твое стихотворение, получится, что я хвалю себя, потому что мое слишком похоже на твое. Прочти еще раз.
Я выполнил ее просьбу, а когда остановился, продолжила Асет:
– Я слово, до того, как оно произнесено. Я мысль и желание. Идея. Предвестник неосуществимой мечты. Я не знаю конца, поскольку у меня нет начала. Потому что я – возможность.
День 21-й, третий месяц половодья
Только в хранилищах, построенных по приказу Рамоса вдалеке от реки, осталось зерно, которое еще можно есть. Все остальное, даже кукурузу и чечевицу, хранившиеся в царских кладовых, либо снесло неистовым течением, либо затопило илом, – и это подпитывало слухи о том, что Фараон разгневал богов, отказавшись назвать своего преемника. Но так же, как разлившаяся река ограбила землю, земля в свою очередь ограбит реку, этот нескончаемый цикл повторяется между звездами с луной и солнцем, которые крадут друг у друга место на небе. Интересно, чья земная звезда поднимется теперь, чтобы занять место Паранефера? Разумеется, это скажет больше слухов о том, кто отправил Верховного Жреца в подземное жилище тьмы.
День 16-й, четвертый месяц половодья
Шери, Небет и Мена пришли праздновать одиннадцатый день рождения Асет, оставив маленького братика Небет с кормилицей. После обеда в саду мы с Меной вытянулись на траве, а Шери помогала Ипвет и Тамин, жене Хари, уносить пустые миски и тарелки на кухню Нофрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136