Или медом для медведицы? Я плохо разбираюсь в пословицах и народном фольклоре, просто хочу сказать, что официантка охотно ответила, фактически изложив устную историю, городскую легенду. В обеденном зале по-прежнему никого не было, она по-настоящему увлеклась рассказом, а я пил пиво и слушал.
Насколько я понял, в середине девятнадцатого века Шарон-Спрингс занимал, пожалуй, второе после Виши место, привлекая особ королевских кровей из Европы и Америки (миллионеров), нуждавшихся в оздоровлении. Герцоги, принцессы, графы с континента, Вандербильты, Рокфеллеры, Асторы из Нью-Йорка приезжали в Шарон принимать ванны, пить воду. Но в конце века расширилась сеть железных дорог, была проложена линия от Нью-Йорка до Олбани, и все вдруг стали ездить в Саратога-Спрингс к северу от Олбани.
Саратога! Я не уведомил официантку, что тоже еду в Саратогу, чтобы не нанести свежую рану, хотя изначальный исход начался сто лет назад.
Итак, к началу двадцатого века Шарон-Спрингс был почти забыт, приезжавших туда людей переманил соперник, Саратога-Спрингс; во времена Великой депрессиикурорт почти погиб. После окончания Второй мировой войны город с жителями вернулись к жизни и почти сорок лет процветали.
– Германия платила приезжавшим сюда пострадавшим от холокоста, но уцелевшим евреям, – рассказывала официантка. – Выплачивала тысячи долларов, как бы прося прощения. По-моему, отчасти по взаимному заключенному соглашению. Поэтому тысячи и тысячи уцелевших евреев, – казалось, это слово имеет для нее особое значение; видно, она его часто слышала в детстве, – ехали к нам из Нью-Йорка с новорожденными младенцами. Главным образом с Манхэттена, но также из Бронкса, из Бруклина. Привозили своих поваров, понимаете, для готовки кошерной еды. Хоть нам тоже работы хватало. Работы было много. Мы очень хорошо зарабатывали. Пока здесь были евреи, все шло прекрасно. Они всем нам нравились. Им тут было лучше. Всем было лучше, все стали понимать, что война позади. Только вечно никто не живет, и их внуки и правнуки не захотели к нам ехать. Превратились в настоящих американцев. Ездят на побережье Джерси, в «Мир Диснея», в такие места. Так все и кончилось. Не знаю, оправится ли Шарон-Спрингс в этот раз. Нам не хватает евреев.
– Я видел в городе хасидские семьи, – постарался я ее утешить, хоть и не сообщил, что в данный момент она обслуживает еврея. Вряд ли это ее обнадежило бы. Скорей, нам обоим стало бы неловко. Судя по ее речам – несмотря на тоску по евреям, она отзывалась о кошерной пище с легким оттенком презрения, – официантка считала меня соплеменником, что вполне объяснимо. Я был в синем хлопчатобумажном блейзере и коричневых брюках, с редеющими светло-рыжими волосами, с пробивавшимися усами Дугласа Фэрбенкса-младшего и Эррола Флинна.
– Хасиды есть, – подтвердила она, – а больше никого не осталось. Пара сотен. Летом у нас тысяч десять евреев бывало, причем многие круглый год наезжали. Они воду любят. Не для того, чтобы плавать, конечно.
Муж окликнул ее из-за стойки бара; я нянчился со своим пивом. Замечательная история у этого города; очень было интересно узнать, что когда-то сюда наезжали члены королевских фамилий, а потом уцелевшие в холокосте – за принцами и графами последовали обездоленные евреи. Поэтому проржавевшие трубы в купальне выглядели еще мрачнее.
Кто дальше? – гадал я. Кто последует за королями и евреями? Интересно, имеются ли гомосексуалисты в Шарон-Спрингс? Кое-кто есть, о чем свидетельствуют раньше прочитанные мною записи в телефонной книге, но я не таких имею в виду. Меня интересуют богатые городские гомосексуалисты, подыскивающие загородные дома для отдыха, безошибочно вынюхивая красивые места, прежде всех зная им цену. Вест-Виллидж, Провинстаун, Файр-Айленд, Сан-Франциско, Нью-Хоуп, вся старая Греция приходят на ум.
И тут я подумал, что все эти места объединяет одно – близость к воде; даже пенсильванский Нью-Хоуп стоит на реке Делавэр неподалеку от Принстона. Должно быть, гомосексуалисты, подобно любой высокоразвитой цивилизации, тянутся к воде, а в Шарон-Спрингс есть вода! Не только вода, но вдобавок разрушенная купальня, нуждающаяся в восстановлении. Купальня!
Потрясающее открытие. Я хотел кликнуть официантку, сообщить, что все будет хорошо, гомосексуалисты придут, только мельком подумал, что она ошибочно истолкует подобное заверение.
Обидно. Я чувствовал себя человеком, сделавшим доброе дело, о котором никому нельзя рассказать. Был уверен в душе, что в Шарон-Спрингс все будет хорошо, но не мог поделиться с ней доброй вестью, хотя она явно всем сердцем переживала упадок города. Утешала лишь мысль, что когда-нибудь Шарон-Спрингс возродится, начнется третий акт.
Акт I: члены королевских фамилий.
Акт II: евреи.
Акт III: геи.
Тем не менее надо было кому-нибудь рассказать об открытии пути к спасению Шарон-Спрингс. Гордясь ходом своих рассуждений, я решил под влиянием поглощенного пива, от которого хорошо опьянел, наполовину опустошив кувшин, мысленно побеседовать с Дживсом, зная, что он был бы идеальным слушателем, если б реально сидел рядом.
– Дживс, – сказал я воображаемому Дживсу, – знаете, что спасет Шарон-Спрингс?
– Нет, сэр.
– Геи!
– Действительно, сэр?
– Да, Дживс. Геи-первопроходчики оживят местную экономику. Предчувствую.
– Очень хорошо, сэр.
Получалось прекрасно. Все равно что беседовать с настоящим Дживсом. Я хлебнул еще пива и продолжил разговор.
– Нам надо открыть пансионат со столовой, Дживс. Гомосексуалисты должны где-нибудь останавливаться в поисках старых фермерских домов.
– Возможно, предприятие станет весьма доходным, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105