сильный, с неотразимым взглядом, не пропускавший ни одну юбку, что написано у него на губах. У таких людей, как Компай или Феликс, наделенных могучей жизненной силой, грусть по ушедшим временам выражается более остро и бередит душу. Мою, по крайней мере, точно разбередила. То, что я так тревожилась за Феликса Робле, меня саму удивляло: не прошло и полутора месяцев, как мы познакомились, и вот он уже стал частью моей жизни. Немало часов провела я в душной и жаркой палате, дежуря у постели больного и подспудно ощущая, что мы подошли к какой-то черте и что-то должно завершиться.
На третий день, когда врачи готовились испробовать на Феликсе очередной, четвертый по счету, антибиотик, мы с Адрианом ненадолго зашли домой, чтобы переодеться, но, быстренько скинув одежду, вдруг оказались в кровати. К тому времени, когда зазвонил телефон, мы задремали. Я вздрогнула и взглянула на будильник. Было семь часов вечера.
– Слушаю.
– Ли Чао. Он ждет тебя в «Седьмом небе». Через полчаса. Захвати письмо голландского друга.
Это был Мануэль Бланко, конечно же он, я сразу узнала его голос, прежде чем он успел повесить трубку.
– Что за идиот? Неужели не мог сообразить, что телефон прослушивается? – кипела я от негодования. – И вдобавок через полчаса! Что это за «Седьмое небо»?
– Наверное, китайский ресторан, – предположил Адриан.
И точно: пришлось заглянуть в телефонный справочник, чтобы узнать адрес. Бульвар Куэста-дель-Рио, 11. Мы бросились одеваться. Такси нам удалось поймать прямо у дверей дома, но поскольку таксист тоже не знал, где находится этот бульвар, мы долго колесили по городу и к ресторану подъехали с опозданием почти на час. Уже стемнело, и пустынный бульвар Куэста-дель-Рио выглядел довольно мрачно, зажатый на всем своем протяжении между стенами заброшенных фабрик, закрытыми механическими мастерскими и пустырями, превращенными в мусорные свалки. В сгущающейся тьме маленький китайский ресторанчик, украшенный мигающими красными лампочками, напоминал праздничную колесницу. Мы с замиранием сердца остановились у дверей, отпустив таксиста, которого тут же как ветром сдуло. Как нам не хватало сейчас Феликса! Конечно, он старый, зато его манера держаться всегда добавляла мне уверенности. Собравшись с духом, мы нажали на круглую витую ручку с изображением дракона и вошли внутрь, оказавшись в прямоугольном зале с семью сервированными для ужина, но пустыми столами. Китайские бумажные фонарики, довольно грязные стены. Запах вареной рыбы.
– Эй! – наконец отважилась я. – Есть здесь кто-нибудь?
Из боковой двери вышла девушка. Ясное дело, китаянка. Совсем юная, с растрепанными волосами, симпатичная.
– Здлавствуйте. Лестолан пока заклыт. Челез полчаса.
– Мы не собираемся ужинать. У нас здесь назначена встреча с сеньором Ли Чао.
Китаяночка изменилась в лице и уже не казалась такой симпатичной.
– Минутку.
Она исчезла за дверью, и я поняла, что пора бежать отсюда со всех ног. Но не успела осуществить свой замысел. Девушка появилась вновь.
– Плоходите.
И мы прошли. Через кухню с потеками жира на стенах и кипящими котлами, в которых два типа что-то все время помешивали; потом через темный коридор и очутились в небольшой комнатке. Китаянка закрыла за нами дверь.
– Садитесь, пожалуйста.
Мы повиновались. Ли Чао оказался довольно грузным мужчиной с одутловатым лицом, напоминавшим спелую сливу. На вид ему было около сорока, одет по-европейски: серый пиджак, черная рубашка без галстука, тщательно застегнутая на все пуговицы. Он сидел за маленьким раскладным столиком, на котором стоял лакированный поднос с чайником и крошечными фарфоровыми чашечками.
– Хотите чаю?
Мы с Адрианом согласно кивнули. Подозреваю, нам просто хотелось чем-то занять руки. Комнатка, где нас принимали, была совсем крохотная, почти все ее пространство занимали раскладной столик и полдюжины дешевых стульев с высокой прямой спинкой. Позади Ли Чао ютился узенький сервант; на нем стояла статуэтка из яшмы, изображавшая старого рыбака, и валялась открытая коробка кукурузных хлопьев «Келлог». Самым необычным в этой комнате было освещение: бумажный фонарик окрашивал все вокруг в розовые тона, причем это был кричащий розовый, приторный, как дешевая карамелька, и ядовитый, из-за чего ты чувствовала себя так, словно находишься внутри огромной рыбьей икринки. Сдохнуть было можно от такого цвета.
Хозяин неспешно разлил чай и пододвинул к нам чашки. Конечно, сахару он не предложил, хотя чай, мало того что был обжигающим, оказался таким горьким, что мог разъесть все внутренности. Я поставила чашку на стол и воспитанно улыбнулась Ли Чао обожженными губами. Я бывала в Китае и знаю, что предварительный обмен любезностями – это святое.
– Значит, вы друзья моего друга Ван Хога…
По-испански он говорил безукоризненно. Я в ответ кивнула, решив, что все-таки это не так обязывает, как вслух произнесенное «да». Потом вытащила письмо и протянула ему через стол.
– Вот записка от него.
Ли Чао взял листок и углубился в чтение, продолжавшееся невероятно долго, если учесть, что записка состояла всего из одной фразы. Потом поднял голову и тоже кивнул. Изобразив на лице самую любезную из своих улыбок, я кивнула в ответ и краем глаза заметила, что и Адриан сделал то же самое. Так мы сидели втроем в этой засахаренной атмосфере кукольного домика, идиотски улыбаясь и качая головой – вверх-вниз, вверх-вниз, словно куклы-неваляшки. За этим милым занятием мы провели минуты две, если не больше.
– Мой друг Ван Хог пишет в своем письме, что вы хотите просто поговорить, – сказал наконец Ли Чао.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110