А потом горячая жидкость льется по моей рубашке, лицу, брюкам. Я весь в кофе – в горячем кофе. Я ору:
– Какого черта ты это сделала?
Воспользовавшись ситуацией, Кэрол спрыгивает с дивана, а я встаю весь мокрый. Она бледная и дрожит.
– Ты – ИДИОТ, Дэнни. Ты тупой, жалкий… Что ты…
Я уставился на нее, меня трясет. В голове прояснилось, и я понял весь ужас того, что натворил.
– Кэрол. Прости. Я не хотел… ты знаешь. Я думал, ты… не сердись.
Она заплакала и стала собирать вещи.
– Кэрол, я вызову такси. Прости меня. Это было глупо… Попытайся меня простить.
Но я разговариваю с ее спиной. Кэрол идет к двери.
Она ушла. Присоединилась к Бет, и Элис, и Мартину, ушла в никуда.
11
Люди способны удивить тебя. И не тогда, когда их скрутила боль, или задавила нужда, или они вцепились бульдожьей хваткой – все это нормальные человеческие инстинкты. Не тогда, когда ими движут неудача и ярость, гордость и месть. В подобных случаях я даже сам себя не способен удивить. Мой идиотский поступок был абсолютно предсказуем. Почему? Да потому, что я кретин, то же происходит и с остальными.
Я все разрушил. Этим закончились все мои попытки наладить жизнь. Я потерял свою семью, Мартина, Элис, а теперь еще и Кэрол. Есть ли во вселенной более разрушительная сила, чем жажда любви? Вокруг меня выжженная земля.
Прошла неделя с тех пор, как я предпринял свою нелепую, обреченную попытку с Кэрол. Одно-единственное свидание с попыткой изнасилования, с облапыванием, единственная за более чем тридцать лет знакомства похотливая выходка с моей стороны, и этого оказалось достаточно, чтобы не оставить камня на камне от нашей дружбы.
Я звонил ей неоднократно. Каждый раз автоответчик. Сегодня пасмурно, и от этого моя маленькая квартирка кажется еще меньше и неопрятней. Бесплатный гном из «Макдоналдса» застрял между диванными подушками. Я скребу бритвой лицо, оставляя порезы в трех местах, потом варю кофе, настраиваю приемник на «Четвертый канал» и смотрю в окно. Сегодня мне нужно доделать проект по «хрум-Батончику». Нужно перечислить алименты, мою расплату за многочисленные и тяжкие грехи.
Я смотрю в окно, слышу, что принесли почту. Я люблю смотреть в окно. Ни на что – просто на изгородь, на птиц, на кусок неба, – голова при этом пустая и ясная. Иногда до меня доходит, что это бесцельно, бессмысленно, и я срочно занимаю себя чем-нибудь, чтобы скрыть правду. Но сегодня я не чувствую ничего, кроме меланхоличного покоя.
Встаю и иду в халате к двери. Это письмо. По крайней мере, на счет не похоже. Поднимаю его и начинаю изучать. Сердце сжимается. Я надеялся, что оно от Кэрол, но это от Бет.
Бет пишет мне, только если: (1) она чего-то хочет и (2) она хочет чего-то столь невероятного, что не решается присутствовать в тот момент, когда я об этом узнаю.
Я раздумываю над тем, чтобы отослать письмо обратно нераспечатанным, но знаю, что любопытство возьмет верх. Все это особенно неприятно, потому что мы уже разведены, черт побери. Почему она не может просто оставить меня в покое? Это будет продолжаться вечно? Меня будут преследовать и грабить до конца моих дней?
Я отпиваю кофе, ставлю чашку на захламленный стол с остатками вчерашнего ужина. В моей квартире страшный бардак. Безразличие к жизни не порождает ничего, кроме беспорядка.
Открываю конверт – медленно, с неохотой. И сразу вижу, что письмо длиннее, чем обычно. Как правило, письма короткие, злобные и по существу – маленькие бумажные кинжалы. Я делаю глубокий вдох, беру себя в руки и начинаю читать.
Дорогой Дэнни!
На днях я получила Постановление по почте. Наверное, ты тоже его получил. Не знаю, как ты на это среагировал. Скорее всего, обрадовался. Думаю, ты меня сейчас нинавидишь.
У Бет всегда были трудности с правописанием. Она говорила, что это дислексия. Я мысленно исправляю «и» на «е» в «ненавидишь»: привычка, оставшаяся с корректорских времен.
Я тоже тебя ненавидела, Дэнни, все последние… даже не знаю, как давно это началось. С тех пор, как все разрушилось. Но я просто хотела сказать, что тот день, когда я получила это Постановление, был одним из самых грустных в моей жизни.
Дэнни, как это могло случиться? Ведь у нас дочка, Дэнни. Мы друг друга любили, Дэнни. А сейчас не можем даже разговаривать, не можем находиться в одной комнате. Это какое-то бизумие.
Я беру карандаш и помечаю «и» в «безумии».
Помнишь, ты случайно назвал меня «дорогая», когда забирал Поппи, я потом закрыла дверь и расплакалась. Я долго не могла успокоиться. Целый час, наверное. А ты видел только мою улыбку. Вероятно, это и есть оборотная сторона несчастья.
Не знаю, как тебе объяснить, что я чувствую на самом деле.
Ты считаешь меня стервой, – возможно, я иногда так себя и вела, просто потому, что меня очень сильно обидели. Ты больше не хотел меня – или не хотел бороться за нашу семью. Я знаю, что не все шло гладко, и в этом была отчасти моя вина. Я бы хотела вернуться в прошлое и…
Но я не могу, правда? Мы не можем. Мы десять лет были вмесьте, Дэнни. Это большой отрезок жизни. У нас есть доч. Я уже это говорила, да?
Я убрал мягкий знак из «вместе» и добавил в «дочь».
Не знаю. Я уже ничего не знаю. Почему так происходит в жизни? Почему все переворачивается с ног на голову? Я не желаю тебе зла. Ради всего свитого, веть ты мой муж!
Я кладу карандаш, оставляя ошибки неисправленными.
Прости, уже не муж, так веть? Больше не муж. Пройдет время, прежде чем я к этому привыкну. Ты иногда делал меня счастливой, Дэнни. Ты помнишь наш отпуск в Дэвоне? Когда Поппи только начала ходить? Я не забуду этого никогда.
На листок капают слезы, большими каплями, вразнобой, они смазывают чернила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78