Церемония членовредительства. Так странно видеть свою жену в отчужденном нейтралитете, а некогда близкие отношения – видоизменившимися до неузнаваемости после восемнадцати месяцев раздельного существования.
Долгие годы, когда я с утра просыпался, нравилось мне или нет, она была рядом. Это самые близкие отношения из тех, что подарила мне судьба; с ней я был обнаженным, в прямом и переносном смысле. Она была матерью моего ребенка – нашего ребенка, этой неразрывной связи длиною в жизнь между нами. Я присутствовал при родах – никогда не испытывал более сильного потрясения. Каждое утро я просыпался рядом с этой женщиной, любил ее и боролся с ней, я ел на завтрак яйца, она – мюсли, она пила чай, я – кофе, и такой была моя жизнь в течение долгих… десяти лет.
Сейчас мы сидим друг напротив друга – чужие люди, нет, хуже, – враги, в пустой комнате, где на светлых крашеных стенах развешаны акварели с лошадьми, бредущими по пахоте. Я чувствую, как тяжел плуг, вижу напряжение на их мордах. Интересно, посредники умышленно подобрали эту метафору? С тех пор, как я начал консультироваться у Теренса, мне повсюду мерещатся психологические шаблоны; подозреваю, что в некоторых случаях я вижу их не потому, что они там есть, а потому, что хочу видеть. Благодаря чему оказываюсь в центре вселенной, получаю иллюзию контроля. По этой же причине женщины читают гороскопы, верят в ангелов и нетрадиционную медицину. Указующие нам путь шаблоны.
– Как дела?
– Отлично.
Враги, которых по-прежнему объединяют дочь и любовь, – не так-то просто все разрушить. Можно ли не любить мать собственной дочери? Не знаю.
Переговоры с посредниками подходят к концу. В прошлый раз я согласился отказаться от дома в пользу Бет, а по сути – в пользу Поппи. Главным опекуном, конечно, назначена Бет. Почему? Потому что она с этим лучше справится? Потому что у нее крепче связь с Поппи? Нет. Потому что она женщина.
Вы можете подкопить денег, чтобы что-то осталось после развода, но прав на свидание с ребенком будете иметь не больше, чем случайный попутчик, сидящий рядом с вами в автобусе. Почему? Потому что вы мужчина. Ваша жена может быть законченной шлюхой, а вы – воплощенной добродетелью, но, в соответствии с извращенной логикой, дети достанутся ей, у вас их отберут. Так происходит всегда.
Губы Бет плотно сжаты. Эти губы, которые я когда-то целовал, мягкие и нежные, заставлявшие мое сердце биться чаще, сейчас сомкнуты и готовы к войне. Мы близки к окончанию битвы. Если повезет, сегодня мы подпишем договор о финансовом согласовании и опекунстве. Чего бы мне это ни стоило, я подпишу его с радостью: нет ничего хуже для душевного равновесия, чем подвешенная ситуация, к тому же с самого начала этих переговоров я решил, что готов отказаться от всего ради сохранения нормальных отношений с Бет после развода.
И я отдал ей дом и машину. Я согласился выплачивать пятнадцать процентов моих доходов Поппи, пока ей не исполнится восемнадцать, а также тридцать процентов от того, что останется, – Бет в течение трех последующих лет. Удалось сохранить за собой только квартирку, которую я раньше использовал под офис. И хотя я давно за нее расплатился и купил до того, как познакомился с Бет, она тоже подпадает под раздел. Бет согласилась не трогать ее, если ей достанется дом. Нормально. Брак – это умение делиться. Деньги – не главное, и все такое прочее.
Сейчас она живет в доме с Поппи, а когда Поппи вырастет и переедет, дом останется Бет: я по-прежнему не буду иметь на него никаких прав. Мне же кинули кость в виде квартирки с раскладушкой для Поппи, которая не любит здесь ночевать.
И я не знаю, смогу ли накопить на что-то более приличное, если львиная часть моих доходов будет уплывать к Бет и Поппи, особенно при условии, что мне с трудом удается добывать заказы.
Господи, сколько же можно скулить. Теренс посмотрел бы на это иначе, он все время старается загнать меня в колею: оставь все в прошлом; прими это; прости; забудь. Наверное, все имеет оборотную сторону, которая мне не видна. Женскую сторону. Надеюсь, Бет приоткроет мне ее. Обычно она берет это на себя.
– Ну что, начнем?
– Конечно.
– Давайте.
В комнате для переговоров двое – женщина, Кармен, и мужчина, Жиль. Их услуги стоят сто двадцать фунтов в час, но мы оба предпочли этот вариант бесконечному разбирательству с юристами. Наши посредники симпатичные. Они нам нравятся. Они рассуждают разумно и по существу, спокойно и корректно – именно так, как мы с Бет в данный момент не можем. Они не дают конкретных советов, просто обрисовывают возможные варианты. Кармен – юрист, переквалифицировавшийся в посредника, Жиль – посредник и консультант. Они предлагают нам независимо консультироваться у юристов, но мы между собой договорились, что не будем прибегать к помощи юристов, потому что это только накалит ситуацию, ведь юристы – это юристы, их обучают ведению военных действий, а не процессу примирения.
Если повезет, мы сегодня подпишем договор, передадим его юристам, и они самостоятельно им займутся, избавив нас от дополнительной нервотрепки.
– Привет, Дэнни. Привет, Бет.
Мы традиционно улыбаемся и надеваем на лица маску нормальных отношений. Мы оба хотим понравиться этим людям, надеясь, что они облегчат нашу участь. Они обладают властью, потому что мы пришли на их территорию в роли просителей. Они обладают властью еще и потому, что им все равно. Их интересы лежат в сфере профессиональной. А безразличие, как показывает пример Мартина, способно горы свернуть.
Начинает Жиль. У него добродушное лицо, ему пятьдесят или около того;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78