Мне не удастся сымитировать то, что Мартин делает столь естественно.
Взять хотя бы его последнюю подружку Элис (в данном случае Мартин, как ни странно, даже сформулировал некую сентенцию, не без моей помощи): все, что он делает, обречено быть правильным, в долгосрочной перспективе, конечно. Очевидно, сам Мартин верит в этот банальный софизм, – во всяком случае, в ответ на настойчивые намеки Элис он предпринял определенные действия: дал ей понять, при помощи кивков, рывков, жестов и прочих невербальных сигналов, что он не готов к «следующему шагу». На том они и расстались.
Мартин, как водится, отнесся к разрыву с Элис с обычной своей невозмутимостью. Где-то через месяц после этих событий он вскользь упомянул о них в разговоре со мной. Сейчас он, как ни в чем не бывало, встречается с какой-то двадцатиоднолетней исполнительницей самбы из Бразилии. Два года отношений с женщиной – это серьезно, можно было бы позволить себе скупую слезу или хотя бы сдержанный вздох, но Мартин, он как кошка: при падении, которое убило бы любого другого, он приземляется на четыре лапы, отряхивается и идет дальше.
Элис… честно говоря, мне трудно сейчас думать об Элис. Да и о чем бы то ни было другом тоже. Потому что сегодня у меня переговоры с посредниками по поводу развода. Я нутром это чувствую, не надо даже сверяться с календарем. В полдень. В добавление ко всему, вечером у меня свидание.
Накручивая себя в ожидании переговоров, я мучительно размышляю: зачем это свидание? Почему я не оставляю своих попыток? Из многочисленных статей о грядущей Эре Одиночек я давно понял, что будущее за людьми независимыми, сильными, самодостаточными, способными менять партнеров с легкостью, как износившиеся свечи зажигания в автомобиле.
А значит, надо смириться с одиночеством, сдаться. К тому все идет. Но слишком грустной кажется мне перспектива такого выбора.
Почти тридцать лет я безуспешно искал любовь и верю в нее по сей день. Я – Робин Уильяме, вечно надеющийся придурок. Я все еще верю.
Может, сегодня и состоится то самое свидание. Ведь звонок был не просто от незнакомки. Я ее знаю. Хотя это не настоящее свидание. Честно говоря, ничего у меня с ней не может быть. Почему?
Потому что она встречалась с моим лучшим другом. Потому что это – Элис.
Я попробовал разобраться в ситуации с этической точки зрения. Вот мои доводы.
1. Это он ее бросил. Так все закончилось, во всяком случае. Несмотря на два года с Элис, он уже встречается с другой женщиной. Он не любит Элис, или не знает, любит ли, что, по сути, одно и то же.
2. Не я назначал ей свидание (то есть не свидание, конечно), а она меня пригласила. Значит ли это, что я ухаживаю за девушкой моего лучшего друга? Нет. В крайнем случае, она ухаживает за мной. Это нормально, ведь…
3. Я не влюблен в нее.
4. Она мне даже не нравится. Не могу сказать, что она мне несимпатична, просто я толком с ней не знаком.
5. Поэтому не буду пытаться переспать с ней.
Так или иначе, сегодня у нас встреча, встреча полудрузей. (Я никогда не общался с Элис без Мартина.) Она будет проезжать мимо сегодня вечером, вот и предложила: может, нам зайти куда-нибудь выпить? Не вижу никаких препятствий. Я сказал об этом Мартину, он даже ухом не повел. Все равно ничего не выйдет.
Так кому от этого будет плохо?
Конечно, я рассуждаю наивно. Но ведь я мужчина. А мужчинам это свойственно. Мы созданы для управления материальным миром и принятия рисков. Мы, как правило, мыслим прямолинейно. В этом наша сила. В этом самая большая наша слабость.
Я сижу в приемной посредников по разводу. Бет должна вот-вот появиться. Интересно, успеет ли меня вырвать до ее прихода. Лучше сделать это сейчас. Иначе я буду выглядеть уязвимым, чего не могу себе позволить. Я на войне.
Посредничество казалось отличной идеей. Условно говоря, посредники – это отряд травоядных семейства юридических. Задача посредников состоит не в сохранении имеющейся массы тела, а в том, чтобы разумно, по-взрослому, мирно осуществить отделение от этого тела. В ходе периодических встреч вы согласовываете все разногласия по части денег и опеки над детьми. Потом вы поручаете формальную часть плотоядным юристам, знающим вкус крови, и они уже вполне не травоядно воплощают то, что вы согласовали.
Идея хорошая. Правда, порочная и бесполезная. Разрыв требует, чтобы воюющие стороны столкнулись лоб в лоб, предъявив друг другу свои непримиримые противоречия, а потом уж привлекали незаинтересованную сторону, которая отвечает за соблюдение норм закона. Чего разрыв не требует и чего следует избегать любой ценой – это иллюзорного благоразумия сторон.
Ведь согласия на войне не бывает. Потому она и называется войной. А развод, когда у вас дети, и есть настоящая война.
С рвотой придется подождать. Бет только что вошла.
– Привет.
– Привет.
Бет не сводит с меня глаз, но я не готов встретиться с ней взглядами. Я смотрю на нее, когда она отворачивается к окну. Она выглядит уставшей: возможно, блистательный образ, представленный мне накануне, действительно был частью изощренного лицедейства, как я и предполагал. Она довольно коротко постригла свои светлые волосы – ей идет. На ней новый темно-серый льняной костюм. Может это предложение нейтралитета. А может, она просто любит лен. Я сойду с ума от самоанализа. Мне кажется, все вокруг имеет какое-то значение.
Она, как и я, напряжена и раздражена, – обычное наше состояние на переговорах. Ее крупный рот с тонкими губами плотно сжат, сведенные челюсти сделали овал лица жестче.
Есть нечто абсурдное, сюрреалистическое в этом занятии, в формальном переборе всего того, что когда-то дышало жизнью, непосредственностью, надеждой, любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78