Теперь, когда отец не представляет для нее опасности, она получает удовольствие от того, что дразнит его. Приняв душ, Линна обрызгивает духами ложбинку между грудей, потом накидывает на обнаженное тело блузу. Тщательно наложив макияж, надевает длинную юбку, которая колышется вокруг ее бедер, и едет в отцовский дом.
Задвижка на воротах открыта, ворота гаража подняты. Еще не переступив порога дома, она слышит голос отца – громкий и гневный, он доносится из кабинета.
Линна прислушивается: брат отвечает тихо, его интонация, как всегда, ровная, какая бывает у него, даже когда он сердится или пребывает в состоянии стресса. Она завидует его способности сохранять спокойствие, вести себя в самых ужасных обстоятельствах так, словно ничего не произошло. Линна открывает дверь в кабинет, входит и становится рядом с братом.
Анри тянет свой бурбон, напиток джентльменов, как он любил когда-то говорить, хотя Линна точно знает: джентльмены не пьют так рано и так много. Он начал пить во время болезни жены, из чувства вины, как утверждала Жаклин. Луи говорит, что теперь он пьет даже перед тем, как отправиться в суд.
После того как с Анри случился удар и он долго пролежал в больнице, все стали замечать изменения, произошедшие в его внешнем облике. Некогда густые черные волосы поредели и стали седыми. Стройная фигура начала оплывать. А сегодня Линна увидела, что лицо отца приобрело странный землистый цвет.
Пьянство, видимо, в конце концов сказалось на печени и на умственных способностях.
Нет, пожалуй, на умственных способностях пьянство отразилось еще раньше.
Анри наливает второй стакан и протягивает ей.
– Вы только посмотрите на себя, – говорит он своим детям. – Вы оба – совершенно никчемные люди.
Линна скорее ощущает, чем видит, как напрягаются плечи Луи. Вот уже несколько месяцев брат руководит фирмой и справляется с этим так же хорошо, как когда-то отец.
– Мы – твои дети, папа, – говорит Линна. – Ты сделал нас такими, какие мы есть. Тебе мы этим обязаны.
– Обязаны – мне? Да, наверное. Однако не забывайте: что сделано, можно и переделать.
Линна смеется:
– Уж не ставишь ли ты черных свечей святому Михаилу, папочка? Может, молишь его о нашей смерти? Или знаешь магические формулы, способные изменить прошлое так, чтобы мы никогда не появились на свет?
– Что ты несешь? Я ведь не колдун вроде тебя, ведьма! – В его голосе клокочет злоба.
– Ты не можешь уволить меня, папа, – есть ведь еще и партнеры, – спокойно напоминает Луи.
– Я могу отречься от тебя. Могу выгнать из дома.
Они слишком хорошо изучили его настроения, поэтому не придают значения угрозам.
– Означает ли это, что мне дозволено покинуть королевские апартаменты? – издевательским тоном спрашивает Луи. На его лице, как всегда, едва заметная улыбка, словно жизнь – лишь шутка и он единственный, кто постиг замысел шутника.
– Сделай так, чтобы я и духу твоего не чуял, – отвечает Анри. – Мы с Линной будем ужинать одни.
Луи смотрит на нее:
– Линна, ты остаешься?
Она пожимает плечами:
– Вероятно, мне тоже от него достанется как следует.
Подождав, когда Луи удалится, она садится на подлокотник кресла и закуривает, держа сигарету точно так же, как это делала мать. Ее улыбка – это улыбка матери, ее голос – голос матери. Линна видит это так же, как и он.
– Это был мамин дом. Даже в худшие времена Луи всегда жил здесь. Ты не можешь его выгнать, – говорит она. Но сейчас логика на Анри не действует, она это понимает. Однако, быть может, завтра он вспомнит ее слова.
– Он сражается в суде. Вне суда ты сражаешься за него. Но это сражение вам придется вести каждому в отдельности.
Она не сдается:
– Оставь его, папа.
– Могу, во всяком случае, на время. Но ты должна рассчитывать только на себя. Ты для меня отныне отрезанный ломоть.
К чему эти слова? Неужели он думает, она все еще маленькая девочка, которая нуждается в его наставлениях?
– По нашему с Карло бракоразводному соглашению я достаточно хорошо обеспечена.
– И на сколько этого хватит при твоем образе жизни? У тебя ведь, как я понимаю, теперь новый любовник, которого нужно содержать.
– Он сам себя содержит.
– Но не слишком хорошо, если верить слухам. Сомневаюсь, что он долго удержится на работе, а в этом случае тебе придется его обеспечивать. – Он делает паузу, ждет. Она игнорирует его замечание. – Ты с ним счастлива? – спрашивает Анри.
– Да.
– Ну что ж, это уже нечто, но я должен еще кое-что тебе сказать. Вчера я ездил на кладбище и вспомнил об обещании, которое дал твоей матери перед ее смертью. Наш дом предназначался для семьи. Эта могила строилась для наших наследников. Перед маминой смертью я сказал ей, что оставлю дом и деньги – все, какие есть – тому из вас, кто подарит мне наследника. Это будет не Луи, могу ручаться. Это будешь ты.
Неужели ему известно, как Карло хотел ребенка? Возможно, до отца дошли какие-то слухи.
– А если ни один из нас тебя не осчастливит? – спрашивает она.
– Все пойдет на нужды благотворительности. Так что поторопись, девочка. Врачи говорят, я долго не протяну.
– А если я постараюсь, ты не станешь диктовать мне новые условия?
– Нет. Ты сможешь все отдать Луи, если захочешь. Если будет ребенок, остальное для меня роли не играет. – Он замолкает, чтобы допить бурбон, и наливает снова.
Линна протягивает ему свой стакан.
– Мы с тобой всегда знали толк в хорошем виски, правда, девочка?
Она не отвечает. Что-то в его интонации заставляет ее почувствовать себя неуютно – слишком о многом напоминает.
Перемена декораций. Вместо темных деревянных панелей, бурбона и сигаретного дыма дома де Ну – комната Джо, то есть жилище Хейли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108