– Ты и вправду так думаешь?
– Конечно. Я никогда и ни в чем не был так уверен. Если хочешь, могу сегодня позвонить на работу и сказать, что не еду в Австралию.
– Нет, подожди. По крайней мере до тех пор, пока я поговорю с Иэном. Когда у меня с ним все будет кончено, я снова смогу нормально размышлять. Я поговорю с ним завтра, – сказала она негромко. – Завтра – обязательно. А сейчас давай просто развлекаться.
– Как?
Она допила свой апельсиновый сок и встала.
– Пойдем по магазинам.
85
Два часа спустя мы уже были в том самом магазине мужской одежды, в который я зашел в свою первую неделю в Бирмингеме. Диджей с бородкой по-прежнему крутил свои диски в углу, и похожий на червяка продавец с гримасой на лице по-прежнему гримасничал, а я по-прежнему пытался сохранить верность черному и темно-синему цветам. Джинни, однако, вовсе не разделяла моих взглядов.
– Так ты хочешь мне сказать, – начала она, перебирая майки на вешалке, – что вся одежда, купленная тобой начиная с двадцати шести лет, была черного или темно-синего цвета?
– Абсолютно вся, – гордо сказал я.
– И носки?
– Да.
– И трусы?
– Всегда.
– И рубашки?
– У меня есть несколько белых рубашек, но я надеваю их только на встречи с крупными клиентами, а обычно я ношу…
– …темно-синие или черные.
По лицу Джинни можно было понять, что она не верит своим ушам. От вешалки с майками мы перешли к вешалке с «повседневными» брюками.
– Как тебе эти? – сказала она, показывая мне пару зеленых штанов милитари.
– Нет, они же зеленые.
Потом она перевела взгляд на бархатные брюки пурпурного цвета.
– А эти?
– Пурпурные? Ты что, шутишь?
Джинни все еще не могла поверить тому, что я ей рассказал. Она подошла к вешалке с костюмами и выбрала один – светло-серый, с тремя пуговицами.
– Давай, Мэтт. Этот не должен оскорбить твоих чувств. В нем ты бы выглядел просто обворожительно.
– Светло-серый? Я бы провел остаток своей жизни в походах в химчистку. Ни за что.
– Но ты ведь понимаешь, что это у тебя «пунктик», да?
– Я уже говорил тебе, что ничего не могу с собой поделать. Я знаю точно, что мне нравится. Если индийская кухня, то это куриная тикка масала. Если музыка, то это женский рок. Если одежда, то темно-синего или черного цвета. – Я повернулся к Джинни и заглянул ей в глаза. – А если женщины, то это ты.
Она засмеялась и поцеловала меня, несмотря на то что в магазине было довольно много народу.
– Поосторожнее, – сказал я.
– Плевать на осторожность. Это еще не все. Я уже давно не имела возможности прилюдно выказать свои чувства, так что извини меня за то, что я сейчас хочу получить от этого максимум кайфа. – И она снова поцеловала меня, а потом пристально посмотрела мне в глаза. – Почему мне это так нравится?
– Потому что ты пребывала в заблуждении, а я указал тебе дорогу, – сказал я, вдруг наполнившись уверенностью в себе. Мне нравилось быть здесь, на людях, с этой красивой женщиной. Мне нравилось, что любой мужчина в этом магазине, как бы понтово он ни был одет, понимал, что Джинни – моя девушка. – Ты знаешь, чего хочешь, и это тебя пугает, потому что ты привыкла думать, что жизнь – это какое-то рискованное предприятие, и надо все время делать одни и те же ошибки и никогда на них не учиться. Тебе это нравится. А мне нравится точно знать, что получится из того или этого, и быть уверенным, что когда оно у меня будет, то всегда будет приносить мне тот же самый кайф, что и в самом начале, если, конечно, прилагать для этого некоторые усилия. А иногда – чем дальше, тем лучше. Я не любитель нового. Новое нервирует меня. Я люблю все старое – опробованное и проверенное.
– М-м, – Джинни усмехнулась. – Получается, что я и есть это «старое» и «проверенное»? – Она засмеялась. – Очень привлекательно.
– Я и не ожидал, что ты поймешь, потому что я – это я, а ты – это ты. Но что касается того, что я люблю в жизни, мне это никогда не надоедает. Никогда. Потому что всякий раз, когда я вижу что-то из того, что я люблю, или как-то еще с этим сталкиваюсь, я ощущаю в этом что-то новое, какие-то детали, на которые раньше не обращал внимания и которые только прибавляют кайфа.
Джинни захохотала так громко, что несколько ребят лет двадцати посмотрели на нее. Один из них держал в руках ярко-оранжевую майку, и Джинни, показав на нее, шепнула: «Извращение моды» – и продолжала хохотать, как будто была пьяна или что-то в этом роде. Я уже начинал почувствовать себя очень неловко.
– Что с тобой?
– Я радуюсь. Не могу поверить, что я это говорю, но вся эта твоя теория насчет темно-синего и черного – думаю, ты меня убедил.
– Ты с ней согласна?
– Ну, не полностью, но кое в чем ты меня убедил.
– В чем?
– Что в тех бархатных штанах ты смотрелся бы жутко.
86
To: mattb@c-tech.national.com
From: crazedelaine@hotpr.com
Subject: Два твои последние сообщения
Мэтт!
Думаю, что мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы быть «откровенными». Как ты совершенно верно заметил в своем последнем сообщении, «искренность – важнее всего», и так оно и есть на самом деле. Когда я вспоминаю тебя, вспоминаю все, что у нас с тобой было, больше всего я думаю именно об этом – мы могли говорить с тобой обо всем на свете… ну, может быть, не сразу, но рано или поздно. Я начала с этого, чтобы постепенно подойти к тому, как восприняла твою «новость» – я плакала. И хуже всего, что сейчас я плакала больше, чем когда ты уехал. Я пыталась понять почему. Я не спала всю ночь – думала про это. Не то чтобы я хочу, чтобы мы снова были вместе. Нет. И не то чтобы я ревновала – я искренне рада за тебя. В конце концов я поняла, что моя реакция как-то связана с тем, о чем ты писал в одном из своих прошлых сообщений, когда рассказывал про свои детские мечты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78