Просто так позвонила и сказала, что она в Вюрцбурге и ждет его в привокзальном ресторанчике. В Вюрцбурге она проездом, и у нее не больше часа времени.
Коллинз нашел Лиз обворожительной, посвежевшей, еще более привлекательной, чем он рисовал ее в своих мечтах. Коллинз требовал, чтобы Лиз задержалась в Вюрцбурге, но Лиз только наклонила чудесно причесанную головку.
– Не будь злым, Тэдди! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Потерпи, я пришлю тебе телеграмму. И тогда ты приедешь в Гармиш.
Коллинз повернул ее руку, глянул на часы.
– Когда уходит твой поезд?
– Через десять минут… А ты приедешь ко мне в Гармиш?
– Ты еще спрашиваешь! – воскликнул Коллинз.
У майора Коллинза были еще дела, но, проводив Лиз, он просто не смог сразу вернуться к своей «солидной» и трезвой работе. Прямо с перрона он прошел в тот же самый отель, где они только что сидели с Лиз, сел за тот же самый столик и медленно осушил бокал с «большим виски», потом заказал еще и еще. Алкоголь окрылил его фантазию. Он даже нашел, что ему повезло в жизни. Да, при всех обстоятельствах ему исключительно повезло…
Коллинз подъехал к своей «Конкордия экспорт-импорт» в двенадцатом часу ночи. Бесшумно открылись ворота. Из темноты вынырнул Франтишек. Коллинз лихо развернулся, но бокалы с «большим виски» дали себя знать: плавной кривой не вышло, а передние колеса его машины въехали на цветочную клумбу. Мощный мотор взревел еще раз, и машина остановилась. Франтишек бегом бросился к ней, чтобы приветствовать шефа с благополучным прибытием. Майор что-то проворчал и исчез в своем домике, а Франтишек, садовод по призванию, – а кто в Чехословакии не любит цветов, и особенно в Пардубице, – посмотрел вслед исчезнувшему майору долгим взглядом.
– Верблюд! – вырвалось у него. – Бегемот!
Франтишек прошел за перегородку, достал оттуда грабли и садовую лопату и, став перед поврежденной клумбой на колени, попытался поднять смятые цветы. Он вновь почувствовал себя несчастным. И цветы не хотели выпрямляться, и вообще к чему он бросил свое родное Пардубице? Ради чего? Ради бездомной жизни? Ради бесконечных странствий? А ведь у него были и специальность и дом… Там, в Чехословакии…
Особенно трудно было вначале… Какие только профессии он не перепробовал, пока один из вербовщиков Коллинза не «оформил» его вступление в армию. Конечно, изголодавшийся и оборванный молодой чех был легкой добычей.
Так уж случилось, что Коллинзу как раз в это время понадобилась прислуга на все руки. Франтишек подвергся испытаниям и был признан годным.
Он часто размышлял над своей судьбой, но никакие размышления не помогали: то, что его волновало, имело вполне определенное название – тоска по родине, вот как это называлось. А об этом поговорить было не с кем. Узнает майор и немедленно отошлет его обратно в лагерь.
Шукк всегда отталкивал Франтишка: тупые остроты – больше от него ничего не жди. А Хансен?… И на Хансена особой надежды нет. Конечно, Хансен единственный, кто считает его, Франтишка, человеком, даже иногда расспрашивает о личных делах. Но было и нечто такое, что полностью исключало сближение между ними. При всем своем дружелюбии Хансен казался Франтишку вытесанным из одной монолитной ледяной глыбы. Разве он станет слушать о таких незначительных вещах, как тоска по родному Пардубице?
А цветы опять поникли… И все его усилия привести клумбу в прежний вид безнадежны. Франтишек стал выкапывать помятые цветы, как вдруг ворота снова бесшумно отворились и во двор въехал «фольксваген» Хансена. Машина остановилась перед главным зданием. Хансен вышел из машины и удивленно посмотрел на садовника-полуночника.
– Что случилось, Франтишек? – спросил он. Франтишек кивком указал на машину шефа.
– Майор? Он что, приехал?
– Верблюд в конюшне, – в голосе Франтишка прозвучала враждебная нотка.
Хансен уже направился к дому майора, но, услышав замечание Франтишка, резко повернулся.
– Подобных вещей я не хочу слышать! – сказал он строго.
Франтишек по-военному вытянулся. Даже грабли прижал к себе вместо оружия. Пистолет-пулемет выскользнул из-под куртки и с шумом упал на землю.
– Прошу прощения. Майор у себя! – отчеканил он.
Еще на пороге Хансен услышал далекое от мелодичности пение майора. Дверь оказалась незапертой. Хансен толкнул ее и вошел внутрь. Майор стоял под душем, подставив голое тело под хлещущие струи. Он высоко поднял руки и громко распевал какую-то воинственную песню. Было ясно, что у шефа отличное настроение.
– Хеллоу, майор!
Коллинз оборвал пение и попытался задвинуть клеенчатую занавеску.
– Не утруждайте себя, майор, – сказал Хансен. – Это уже бесполезно.
Майор расхохотался.
– Что, уже вернулся? Ну как, все в порядке?
– Все о’кэй, шеф. Даже не знаю, что еще сможет помешать.
– Чудесно! – донеслось из душевой. – Знаете, Хансен, с этим «шлюзом» мы когда-нибудь прославимся. Ну кто может себе представить самую обыкновенную трубу и что по этой обыкновенной трубе разгуливают наши люди туда и назад, туда и назад на протяжении нескольких лет!
Хансен кивнул.
– Я тоже об этом думал, шеф. Ну, а наш лесник? Он ведь в полном доверии у пограничников. Даже стал членом общества добровольцев, охраняющих границу.
– Лишь бы он не засыпался…
– Никогда! – Хансен сделал международный жест, сложив пальцы в щепоть и потерев их друг о друга.
– Денежки, шеф! Наш лесник родной папочка трем деткам в трех разных деревнях. Помимо своего собственного в сторожке. Это чего-нибудь да стоит…
– Да, любовь – это не дешево обходится, – философствовал Коллинз. Потом выглянул из-за занавески и обвел комнату взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37