В этом случае Джордж одержал бы окончательную победу в своем интеллектуальном сражении с Гилом.
Лицо у Джорджа на экране стало печальным.
– Но раз ты видишь меня, значит, наживка не тронута и процесс самоуничтожения не запущен. Это не похоже на тебя, Гил. – Джордж погрозил пальцем камере. – Это говорит о том, что, подобно моей программе, ты тоже совершенствуешься. В чем дело? Ты потерял часть азарта, малыш?
Джордж отошел от камеры, которая записывала его послание, и продолжил уже без сарказма:
– Ты победил меня, малыш, ну и ладно. Я признаю это. Но прежде чем я уйду, у меня для тебя есть еще один сюрприз. Пока ты с интересом слушал мои прощальные речи, мой новейший маленький «Дарвин» был очень занят. Он запускал собственную подпрограмму самоуничтожения, которая сотрет все мои наработки и их следы, а также все, зараженное моей программой «Дарвин». Во многих отношениях это очень похоже на действие механизма e-mail, который так тобой и не взломан, только с одним важным отличием. Не подтвердив мою гипотезу, что люди ничуть не меняются, ты заслуживаешь награды. Поэтому когда все мои записи и все их концы будут стерты, то в честь того, что ты развиваешься, будет уничтожена и сама программа «Дарвин». Не будет дальнейшего развития, не будет игр с каким-нибудь плохим парнем вроде меня. Мы назовем эволюционный эксперимент с «Дарвином» ошибкой, и ты сможешь почить на лаврах, уверенный, что ничто ему равное больше никогда не всплывет.
Даже сейчас, когда ты слушаешь это, мое величайшее творение, подобно мне самому, уходит в небытие, и все потому, что ты отказался продолжить игру. Надеюсь, это сделает тебя счастливым.
Экран стал темным.
– Итак, ты вычислил, чем занимался Джордж, обойдясь без запуска электронной бомбы, – произнес Сарками. – Это должно тебя радовать.
– Разумеется. Я очень рад.
– А что же с другим вопросом? – продолжил Сарками.
– Почему Сабби не хотела, чтобы Джорджа убили? Нет, тут ответа я так и не нашел.
– Это потому, что ты до сих пор ищешь под уличным фонарем, – ответил Сарками и снова двинулся к двери.
– Подожди минутку! – задыхаясь, проговорил Гил.
Он схватил Сарками за плечо, чтобы не дать ему удалиться.
Сарками высвободился и зашагал дальше. Гилу пришлось бежать за ним, чтобы не отставать.
– Я проделал такую работу, а ты не желаешь помочь мне даже намеком, – сердито бросил Гил.
– Да, – подтвердил Сарками.
– Чего ты хочешь от меня? – спросил Гил. В его голосе слышались нотки отчаяния. – Какое теперь имеет значение, почему Сабби не хотела, чтобы убили Джорджа? Кого это волнует?
Сарками остановился и повернулся лицом к Гилу. В пустом зале библиотеки голос старика загремел:
– Это волнует и меня, и тебя, хотя ты делаешь вид, что тебя это не волнует. Всех живущих на земле это волнует, хотя они даже не подозревают о том.
– Всех на земле? – усмехнулся Гил.
– Да, все человечество, хотя никто не отдает себе в том отчета. А ты все еще считаешь, что это не важно, – гремел Сарками. – Да на земле ничего нет важней!
Он, должно быть, сошел с ума, заключил Гил. Какое отношение имела последняя фраза Сабби к кому-нибудь, кроме Джорджа, не говоря уже обо всем человечестве? При чем тут оно?
– Может, тебе желательно узнать еще кое-что? – сказал Сарками, его большой орлиный нос чуть не клевал Гила в щеку. – Сабби не говорила, что она не хочет, чтобы Джорджа убили, она сказала, что не хочет, чтобы его убил ты.
Разум Гила лихорадочно заработал. Единственно возможный вывод был слишком невероятен. Верховным цадиком мог быть только тот, кто никогда никого не лишал жизни. Если она пыталась сказать ему, что он не должен убивать, то тогда…
– Тогда я верховный цадик, – прошептал Гил.
Сарками посмотрел на него с презрением.
– Бог мой, Гил. Твое высокомерие ошеломляет. Ты-то уж точно не верховный цадик. Ибо это я.
ГЛАВА 66
День двадцать пятый, сумерки
Главный вестибюль библиотеки музея Израиля,
Иерусалим
Гил ждал снаружи на ступенях лестницы и в наступающей полумгле, щурясь, поглядывал на часы. Он подождет еще минут пять. Сарками назначил встречу в малом конференц-зале, но Гил что-то неважно себя чувствовал. Все силы его уходили на то, чтобы не дать тошноте и слабости взять над ним верх. Сама мысль о небольшом помещении, наполненном спертым горячим воздухом, вгоняла его в панику.
Он перехватит Сарками здесь, ведь все равно сообщить ему нечего. Старик сам настоял, чтобы Гил отдохнул пару дней. Вот два дня и пропало. В кромешной тоске, когда нечего делать, только сидеть сложа руки и вспоминать о Сабби.
Гил, собственно, и согласился на перерыв лишь потому, что не знал, что ему делать дальше. А Сарками, видно, знал. Но если сириец – верховный цадик, почему бы ему просто не забрать у него свиток? Гил пожал плечами. Все это чересчур глупо, а сам он ничтожество, и не больше.
Он сел на ступени и опустил голову между ног.
– Плохо чувствуешь себя, а? – спросил Сарками.
Гил не видел и не слышал, как тот подошел к нему. Гил отер холодный пот со лба тыльной стороной ладони.
– Должно быть, что-то съел, – ответил он.
– Или что-то гложет тебя.
Гил вскинул голову в знак протеста, но у него не было ни сил, ни желания спорить. Кроме того, как обычно, старый ублюдок попал в точку.
Он взглянул в глаза Сарками. Забавно, но он никогда не замечал в них печали. Или сочувствия. По крайней мере к себе.
Сарками кивнул, и это единственное движение побудило Гила уступить тому, чему нельзя было больше противиться.
Боль тут же нахлынула. Сильная и внезапная боль. Из его груди вырвался беззвучный вопль. И прямо там, на ступенях лестницы, посреди людного музейного комплекса Гил вдруг разрыдался, взахлеб, бурно, так, как никогда еще не рыдал в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98