Зато Гил воспользовался шумихой вокруг его имени, чтобы намного увеличить свое жалованье. Только так он мог быть уверен, что Люси получит самую лучшую помощь, когда это потребуется.
Он ощутил во рту кислый привкус желчи.
Чертов врач!
С самого начала ублюдок знал, что Люси оставалось не более шести недель. Если бы этот шарлатан сказал Гилу правду, он бы проводил с Люси каждое драгоценное мгновение. Однако вместо этого врач внушил ему, что ее молодость и сила притормозят смертельный процесс. Предстоят месяцы, может быть, даже целый год постепенного ухудшения, когда немыслимые муки Люси способен будет уменьшить только самый лучший медицинский уход, стоящий, разумеется, больших денег.
Она умерла меньше чем через месяц, всего две недели не дожив до своего тридцатичетырехлетия. Большую часть этого времени Гил провел вдали от Люси в бесконечных интервью, отвечая на глупые вопросы тупых репортеров. А спустя неделю после того, как все было кончено, какая-то газетенка поместила его фото, сделанное на кладбище. В статье сообщалось, что он овдовел, и выражалась надежда, что после подобающего траура можно будет снова открыть охоту на столь лакомую добычу.
Гил проглотил подкатившийся к горлу комок и с усилием заставил себя переключиться на что-нибудь другое.
«Я ухожу отсюда».
Он поднялся и оттолкнул стул, а когда, спохватившись, дернулся, чтобы не дать ему упасть, что-то попало в его поле зрения.
Развевающиеся седые волосы, короткие толстые ноги, раскачивающаяся походка, вид прямо как у Белого Кролика из «Алисы в Стране чудес». Доктор Арнольд Ладлоу, профессор античности и консультант музея Израиля по артефактам раннего христианства, соизволил явиться.
Запыхавшийся, мокрый, он стащил с себя влажный плащ, кинул его на спинку стула, а затем уселся сам.
– Простите, я опоздал, – начал он с места в карьер, не представившись. – Ваши такси, знаете. Ни одно нельзя поймать, когда идет дождь.
Гил умудрился кивнуть, прежде чем профессор продолжил перечислять все трудности, с которыми он столкнулся в городе и которые, казалось, прямо-таки нарочно препятствовали их встрече.
– Сабби не появилась в аэропорту, но не стоит беспокоиться, – добавил Ладлоу, – на нее это похоже.
Гил подавил поднявшуюся волну раздражения. В любом случае оно ничего не давало. Он посидит, подождет, слушая болтовню старика, а когда пройдет достаточно времени, чтобы это не выглядело совсем уж невежливо, спросит меню.
Однако ему так и не довелось это сделать.
ГЛАВА 2
Несколькими минутами позже
Отель «Азенкур», Нью-Йорк
Абдул Малука вышел из душа и уставился на свое отражение в зеркале ванной комнаты. Мокрые черные волосы, темная кожа блестит в ярком свете – ему понравилось то, что он увидел. Он был невысокого роста по западным меркам, но каждый дюйм его костяка оплетала мускулатура. Он похлопал себя по плоскому животу и бросил взгляд на свои желтовато-коричневые плечи.
«Неплохо для сорокалетнего старика».
Шрам в виде полумесяца на правой щеке служил отличным завершением образа. Он делал его интересней. Даже… сексуальней.
Малука заработал этот шрам после стычки с отцом, не смолчав, когда тот объявил, что его почтенный возраст больше не позволяет ему соблюдать пост во время Рамадана.
– У тебя еще достаточно сил для того, чтобы спать со своей шлюхой, когда она тебе это позволяет, – процедил сквозь зубы двенадцатилетний Малука. – Как же ты можешь говорить, что не в состоянии выдержать пост?
Отец взглядом попытался урезонить мальчишку. Мать Малуки находилась поблизости и могла это услышать. Смущение взрослого мужчины лишь усилило ярость Малуки.
– Разумеется, ты можешь ради Аллаха воздержаться от некоторых удовольствий. Или тебе уже не дотерпеть до захода солнца, чтобы зарыться лицом в плоть этой свиньи? – добавил он со смехом.
Отец быстрым движением сорвал старый кожаный ремень с пояса своего западного костюма и принялся избивать юного Малуку. Только когда мальчик упал на пол под градом ударов, гнев отца несколько поулегся.
– Ты не мой настоящий отец, – заявил тогда юный Малука. – Мой отец – это дух ислама. Самый последний, самый нищий приверженец Аллаха мне больше отец, чем ты.
А родитель в ответ добавил еще один удар. Самый незабываемый в жизни Малуки. Острый край пряжки ремня зацепил его щеку и оставил глубокий разрез, из которого полилась кровь. Только после этого на лице отца появилась улыбка удовлетворения.
– Пусть твоя вера излечит тебя, мальчишка! – торжествующе заявил он, затем повернулся, ушел и больше никогда не вспоминал об их стычке.
И вот теперь, спустя три десятилетия, этот знак, оставленный отцовской яростью, служил для всего мира доказательством того, что Малука – ревнитель ислама. С возрастом шрам превратился в полумесяц правильной формы, который отчетливо обозначался, стоило ему улыбнуться. Хотя улыбался он совсем не часто.
Малука натянул прекрасно сшитые слаксы и выбрал новую шелковую рубаху, недавно доставленную от его нью-йоркского портного, после чего вошел в гостиную.
Айжаз Бей поднял на него виноватый взгляд. Его круглая лысая голова, посаженная на толстую шею, и огромные плечи придавали ему вид неумного человека, да он и в самом деле не обладал блестящим умом. При росте в шесть футов и шесть дюймов и весе в двести восемьдесят фунтов он был именно таким опасным, каким и казался… и столь же послушным. Два существенных достоинства, которые делали его прекрасным подручным.
Остатки разорванных пластиковых пакетов были свалены в кучу с льняными салфетками и вперемешку с пустыми тарелками громоздились на ресторанной тележке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98