Аморе пыталась понять по выражению лица, что он думает, но его черты оставались жесткими и непроницаемыми, а лицо ничем не выдавало чувств.
Зайдя в операционную, они положили дверь на стол. Иеремия склонился над Аленом, а Джон налил спирту в цинковую миску, чтобы иезуит помыл руки.
– Свет! Мне нужен свет! – нетерпеливо воскликнул Иеремия.
Лучиной Бреандан зажег масляную лампу и поднес к телу цирюльника. Жутковатый свет облил искаженные болью черты Алена и скрыл бледность. Он дышал очень слабо, почти неслышно в наступившем молчании. Кроме Иеремии, все присутствующие замерли от ужаса.
Иезуит начал с того, что безжалостно разрезал одежду раненого большими ножницами. Когда обнажились грудь и живот, он всунул ножницы в руку стоявшему в бездействии подмастерью и раздраженно сказал:
– Перестаньте пялиться, как обезьяна. Раздевайте его дальше.
Джон вздрогнул и с виноватой миной принялся за работу.
Он все еще не мог оправиться от ужаса, внушаемого ему видом хозяина. Совершенно другое дело, когда перед тобой не кто-то там, а человек, которого ты так хорошо знаешь.
Правая сторона груди Алена оказалась залита кровью. Иеремия бережно ощупал ребра и установил, что некоторые из них сломаны. Вдруг Ален снова сдавленно поперхнулся и кашлянул кровью. Иезуит повернул его голову в сторону, чтобы кровь стекала, раздвинул челюсти и вынул язык. И опять Ален конвульсивно закашлялся, но вскоре задышал свободнее.
– Он прикусил себе язык, – как будто про себя пробормотал Иеремия. – Отсюда кровь.
В его голосе слышалась тень надежды, хотя он знал, как мала вероятность того, что Ален избежал серьезных травм. В этот момент он ничего так не желал, как обладать даром видеть внутренние органы.
Между тем Джон полностью раздел своего хозяина. Иеремия сначала прощупал живот в поисках признаков внутреннего кровоизлияния, но, к своему облегчению, их не обнаружил. На ногах было несколько кровоподтеков, но, судя по всему, кости остались целы. Убедившись, что приятель не имеет других опасных для жизни повреждений, иезуит вернулся к ребрам. Центральное ребро, судя по всему, сломанное острым краем копыта, в месте перелома вогнулось внутрь. Узким ножом Иеремия сделал разрез на боку и, промыв рану, посмотрел, не повреждена ли осколками кости плевра. Нет, все в порядке. Когда он подсунул под ребро инструмент, чтобы выправить его, Ален потерял сознание.
В беспокойстве Иеремия пощупал Алену пульс и положил руку на влажный от пота лоб.
– Надо поднять ему ноги, – приказал он.
Джон и Тим тут же бросились за подставкой.
Перевязав Алену грудь, Иеремия принялся за сломанную руку. Вздыбленная кость прорвала кожу и артерию. Иезуит перетянул сосуд шелковой нитью, затем снял перекрученный льняной воротничок, которым он перевязал руку еще на улице, чтобы остановить кровь. Очистив рану от вдавленных мышц и осколков костей, Иеремия в первый раз за все это время поднял глаза и посмотрел в лица тех, кто молча стоял вокруг операционного стола. Он был так погружен в свою работу, что совершенно забыл о них. Вслепую он отдавал приказания, не удостаивая никого взглядом. И только теперь заметил Аморе, которая мужественно стояла в торце стола и влажной льняной тряпкой промокала лицо Алена, кровь, пот и уличную грязь.
Первым побуждением Иеремии было отослать Аморе – в ее положении вида страшных ран ей следовало избегать. Но ему требовалась ее помощь, и он был благодарен ей за то, что она оказалась рядом.
– Мадам, подержите лампу, – попросил он. – Бреандан, Джон, вы должны помочь мне выправить перелом.
Он показал им, как вытянуть руку Алена, чтобы он мог соединить концы сломанной кости. Тим же смачивал льняные повязки вязкой смесью из белка, масла, муки и других веществ. Через какое-то время она затвердеет и будет удерживать кость.
Зашив рану, Иеремия закрепил согнутую и обмазанную белковой смесью руку Алена на корпусе, причем сначала оставил шов открытым, а затем покрыл его другой повязкой, чтобы он был доступен.
Глубоко вздохнув, священник распрямил уставшую спину. Больше он ничем не мог помочь своему другу. Он чувствовал, как по вискам течет пот, и механически взял тряпку, протянутую ему Аморе.
– Как он, доктор Фоконе? – спросил сэр Орландо.
Он выступил к столу из неосвещенной части операционной возле двери, где молча ждал конца операции, и сочувственно посмотрел на цирюльника, который был все еще без сознания.
Лицо Иеремии помрачнело.
– Я сделал для него все, что мог. Теперь его жизнь только в руках Божьих, – уклончиво ответил он.
Судья кивнул, давая понять, что ему все ясно.
– Я дал указания констеблю опросить прохожих. Они все едины во мнении, что это не был несчастный случай. Кто-то толкнул мастера Риджуэя под колеса подъезжавшей коляски. Покушение на убийство.
Иеремия, казалось, не удивился:
– Я сразу понял, что за этим таинственным несчастьем скрывается нечто большее, когда увидел вот это. – Он приподнял правую руку Алена и повернул ее так, что стала видна узкая, уже начавшая затягиваться рана на предплечье. – Это не могло возникнуть при столкновении. Кто-то явно ударил его ножом до того, как он очутился под колесами.
– Но что он так поздно, да еще в такую погоду делал на улице? Шел к пациенту? – спросил Трелоней.
Аморе протянула Иеремии листок бумаги:
– Перед уходом мастер Риджуэй сказал, что получил записку. Он решил, что она от вас.
Пока иезуит тщательно изучал записку, судья с растущим интересом рассматривал молодую женщину. Сначала он не обратил на нее внимания, но теперь, когда она стояла перед ним, узнал. Он видел ее при дворе – в роскошном наряде, увешанную драгоценностями, любовницу короля – и сейчас был столь же поражен ее безыскусным изяществом, сколь и ее готовностью помочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127