», «Чай!», «Свежевыжатый сок!». Она постоянно искала несуществующий колокольчик, чтобы позвать «безалаберную прислугу», опять же сорила пепельными батончиками и аллергично чихала, жалуясь на пыль и мебельных жучков. Исчезла она с шумом и визгом, громко хлопнув дверью, выплюнув сто пятьдесят проклятий на дорожку, ведущую к гаражу, где терпеливо ожидал разгневанную хозяйку малиновый джип.
Прошло шесть лет, но Ада Григорьевна до сих пор демонстративно не прикасается к соковыжималке, не терпит лилий и вздрагивает, если увидит в какой-нибудь телевизионной передаче или рекламе обыкновенный колокольчик.
«Марш!» – мысленно произнес Герман.
«Бом-бом-бом…» – монотонно запричитали часы, похожие на пенал первоклассника.
– М-м-м… уже восемь. Герман, доброе утро. Планы на сегодняшний день будут следующими… До обеда я останусь работать дома. Последнее время в офисе невозможно сосредоточиться. В два я встречаюсь в ресторане с Овечкиным. Подготовь смету по застройке участка рядом с Прокшино. Вернусь в пять – мне понадобятся предложения по кредитам…
Герман привычно протоколировал каждое слово, успевая подумать о том, что в ближайшее время необходимо купить дополнительный блок листов для блокнота и стрежень для ручки. Поддерживая принцип неизменности, он всегда покупал стержень с черными чернилами. И никогда с синими. Гармония постоянства не должна быть нарушена – ни в чем.
А другая гармония здесь бы и не прижилась, она бы погибла смертью храбрых еще на подступах к этому кабинету.
Дверь открылась, и Ада Григорьевна вплыла с подносом в руках. Вплыла и выплыла, поставив на стол серую чашку с кофе и подбросив к потолку недовольные восклицания: «Опять двадцать пять!», «Дмитрий Сергеевич, вы скоро здесь ночевать будете!», «И управы-то на вас не найдешь!»
Кондрашов отложил бумаги в сторону, сделал один глоток и внимательно посмотрел на Германа. На лбу Дмитрия Сергеевича образовалась морщина, наглядно демонстрирующая работу вечного двигателя – мозга.
«А сейчас пойдут мои обязанности», – приготовился Герман, ничуть не надеясь на лавры провидца. Неизменность, что тут еще можно сказать.
– Я бы хотел ознакомиться с книжными новинками по маркетингу. Купи три любые книги на твое усмотрение. И сегодня мне не хватит времени на прессу – просмотри газеты и журналы сам, отметь интересные для меня статьи.
– Конечно, – ответил Герман, продолжая строчить в блокноте. О! Интересы шефа! Они тоже понятны и предсказуемы…
Кондрашов сделал еще один глоток кофе, отставил чашку и залистал страницы ежедневника.
– В среду прилетает Ганс. Займись гостиницей и ужином. Никаких неувязок быть не должно. И организуй ему какую-нибудь экскурсию, в прошлый раз он сожалел, что не смог ознакомиться с достопримечательностями.
– Конечно, – кивнул Герман.
– Найди хорошего дизайнера – необходимо привести в порядок левое крыло дома.
– Что именно вы хотите изменить?
На лице Дмитрия Сергеевича появилось секундное замешательство, столь не свойственное ему. И от Германа этот удивительный и неслыханный факт не утаился.
– Мне кажется, там сыро, – Кондрашов захлопнул ежедневник и положил на него руку, точно собрался присягать. – И мало света, – неуверенно добавил он.
– Мы ждем гостей? – решил уточнить Герман.
– Нет, не гостей, – покачал головой Дмитрий Сергеевич и продолжил уже обычным ровным тоном: – В левом крыле будет проживать моя жена. Я слабо представляю, какой интерьер может понравиться молодой женщине, поэтому всецело полагаюсь на твой вкус. Если возникнут затруднения, обратись к Аде Григорьевне. Она женщина мудрая и… – Кондрашов осекся и нахмурился еще больше. Теперь на его лбу красовались две морщины (параллельные), – …и, наверное, она разбирается в этих вопросах.
Брови Германа, ровные, как линия горизонта, первый раз за десять лет дрогнули.
Шеф женится.
Это сравнимо с прилетом инопланетян (похожих на зеленую редьку и рыбу-ёж одновременно), это сравнимо с летним снегопадом (клубы сладкой ваты старательно плюют с неба прямо на календарь), это сравнимо с появлением огромной глыбы айсберга в центре Москвы (того самого айсберга, который исподтишка пырнул брюхо «Титаника»)…
Нет, это ни с чем не сравнимо.
И что означают слова «в левом крыле будет проживать моя жена»? А где собирается проживать сам Кондрашов Дмитрий Сергеевич?
Видимо, в правом крыле… в своей спальне. В спальне, знакомой до каждого прямоугольничка паркета (коричнево-янтарного), в спальне, знакомой до каждой ворсинки бархатистых обоев (песочно-шоколадных с вертикальными прожилками золотых полос), в спальне, знакомой до каждой капли света, вырывающегося из скрученных ламп итальянской люстры (латунно-керамической). Видимо, так…
И без того ровная спина Германа стала еще ровнее, он чуть подался вперед и все же уточнил:
– Вы женитесь?
– Да.
– Кхм-кхм…
– Мне сорок два года. Тянуть больше не имеет смысла. Мне нужен наследник – сын, которому я смогу передать свое дело. Полагаю, здесь все понятно.
Он убрал руку с ежедневника, потер лоб ладонью, прогоняя морщины (и они послушно исчезли), выдвинул верхний ящик стола и углубился в мир строгих черных папок.
«Мой шеф женится». Герман представил выражение лица Ады Григорьевны в момент, когда та узнает новость, и вспомнил три разномастные персоны женского пола, которые много лет назад умудрились не только переступить порог этого дома и насорить пепельными батончиками на ковер, но и задержались в нем на некоторое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12