Сквозь полуопущенные веки я разглядела перед собой лестницу. Попытавшись, поднять ногу да ступеньку, я запуталась в цепях и упала. Стражники, ругаясь, подняли меня, обдирая кандалами кожу на руках и ногах. Потом меня провели через пару массивных металлических, дверей и бросили на пол. Солнце ударило прямо в лицо. Я зажмурила глаза с такой силой, что слезы потекли у меня по щекам. Впервые за много месяцев я увидела дневной свет.
«Вот и все», – решила я, цепенея от ужаса. Хотя мысль о том, что казнь положит конец жалкому существованию в темнице, отчасти утешала.
Меня снова грубо заставили подняться, и я покорно поплелась за своими стражниками. Тело нестерпимо чесалось от укусов тюремных блох. К тому же от меня и вправду сразило крысами. Заключенным выдавали так мало воды, что я не могла тратить ее на умыванье.
Как только глаза немного привыкли к свету, я принялась оглядываться, по сторонам. Меня, окружали голые стены. Не было ни золотых канделябров, ни изысканных шпалер, о которых мне когда-то рассказывали. Холодный каменный пол в центре коридора был вытерт до блеска. Скорей всего мы двигались по одному из тех потайных проходов, которыми пользовались лишь стражники и прислуга. Когда мы дошли до распахнутого окна, я потянулась к нему с голодной жадностью, которую не смогла бы утолить никакая пища.
Глаза слепила изумрудная яркость травы. Деревья опушились нежной светло-зеленой, листвой. Цветы обрамляли дорожки и свисали из цветочных ваз. Легкий ветерок благоухал, как дорогие-духи, и я жадно вдохнула его аромат. После вони экскрементов и немытых тел запах свежего воздуха отдавал вкусом изысканного вина. Моя кожа, выдубленная промозглой сыростью темницы, наконец, нежилась в солнечных лучах.
Нетрудно было догадаться, что наступает весна, а это означало, что я провела в тюрьме почти целый год – многовато для человека, приговоренного к казни.
Я уже едва держалась на скованных ногах, когда, наконец, меня ввели в просторное помещение, завешанное картами Иксии и прилежащих к ней территорий. По всему полу громоздились стопки книг, поэтому передвигаться между ними было непросто. Комната освещалась свечами, сгоревшими до разного уровня, и на некоторых бумагах, лежавших слишком близко к пламени, были видны следы воска. В центре располагался большой деревянный стол, заваленный бумагами, вокруг которого стояло с полдюжины кресел. В глубине за письменным столом сидел какой-то мужчина. Ветер, влетавший сквозь открытое окно у него за спиной, шевелил его длинные волосы.
Я вздрогнула, и мои кандалы зазвенели. Я слышала раньше, что перед повешением осужденных доставляют к чиновнику, которому они должны признаться в совершенных преступлениях.
Этот мужчина был в униформе советника командора; черные брюки и рубашка, воротничок украшен двумя красными бриллиантами. Его бледное лицо ничего не выражало. Он устремил на меня взгляд своих сапфирово-голубых глаз, и я заметила, как они расширились от удивления.
Внезапно сообразив, как теперь выгляжу, я оглядела свою разорванную красную арестантскую робу и грязные ноги, покрытые волдырями. Сквозь прорехи в потертой ткани просвечивала грязная кожа. Мои длинные черные волосы свисали жирными прядями. Обливаясь потом, я едва держалась на ногах под тяжестью цепей.
– Женщина? Нам предстоит казнить женщину? – ледяным тоном осведомился незнакомец.
Тело мое содрогнулось, когда слово «казнь» было произнесено вслух. Если бы рядом не было конвойных, наверное, я бы рухнула на пол и разрыдалась. Но в тюрьме учишься владеть собой, поскольку стражники умеют «привести в чувство» любого, кто проявляет хоть малейшее малодушие…
А незнакомый мне чиновник задумчиво накручивал на палец черные пряди своих волос.
– Мне нужно перечитать твое досье, на это уйдет какое-то время. А вы свободны, – махнул он рукой, обращаясь к стражникам.
Когда они удалились, мне было разрешено сесть. Чиновник помолчал, потом открыл папку, лежавшую на столе, и принялся просматривать бумаги.
– Элена, сегодняшний день может стать для тебя самым счастливым, – промолвил он.
Я с трудом удержалась от едкого замечания. Впрочем, за последний год я научилась держать, язык за зубами. Поэтому просто опустила голову, стараясь не встречаться с ним глазами.
– Хорошее поведение и уважительное отношение, – продолжил чиновник. – Наилучшая кандидатура…
В отличие от хаоса, царившего в комнате, стол его был в идеальном порядке. Кроме моего досье и аккуратно разложенных письменных принадлежностей, там находились лишь две посеребренные статуэтки черных пантер, выполненные с восхитительным совершенством.
– Ты предстала перед судом и была признана виновной в убийстве единственного сына генерала Брэзелла Рейяда. – Он опять умолк и принялся массировать себе виски. – Именно поэтому Брэзелл приехал сюда – чтобы иметь возможность лично присутствовать при казни. – Скорее он беседовал сам с собой, нежели со мной.
При упоминании имени Брэзелла тупо заныло под ложечкой. Мне удалось взять себя в руки лишь после того, как я напомнила себе, что вскоре он уже не сможет мне ничего сделать…
Военные в Иксии пришли к власти лишь поколение назад, однако они успели ввести жесткие законы, называемые Кодексом поведения. В мирный период, который, как ни странно для военного режима, продлился довольно долгое время, было запрещено совершать убийства. Виновные карались смертью. Самозащита и случайное убийство не являлись основанием для смягчения приговора. После его вынесения убийцу отправляли в темницу командора, где он ожидал публичной казни через повешение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104