Когда она дошла до задней двери, мы молча развернулись и зашагали назад.
У дома Фоксов я жестом остановил Спенсера. Он стоял рядом со мной в распахнутой холоду куртке, с отвисшей нижней губой. И все-таки он выглядел куда живее Терезы.
– Давай я пойду первым, – сказал я.
– Ох, Мэтти, что это изменит?
Мне трудно было объяснить. Скорее всего, я просто хотел сказать все родителям наедине.
– Я все расскажу родителям. Потом приду за тобой, и они помогут нам придумать, что делать дальше.
Спенсер расплакался. Я знал, что тоже заплакал бы. Но в том месте, которое всегда занимала Тереза Дорети, образовалась ужасающая новая дыра. И что бы я туда ни закинул, оно никогда не долетит до дна.
– Дай мне все закончить. Я нас в это втравил. Я и вытащу. Всю вину я возьму на себя.
Спенсер похлопал себя по лицу и плотно запахнул куртку на шее, но молнию не застегнул.
– Меня снова переведут в Ферндейл, – сказал он. – Или мать меня туда отправит. Операция «Спасение» сорвалась.
Я остолбенел. Об этом я как-то не подумал. Похоже, за одну ночь я потерял сразу двух своих лучших друзей.
Выражение моего лица, должно быть, удовлетворило Спенсера, потому что он расправил плечи и кивнул. Я смотрел ему вслед, пока он, сгорбившись и понурив голову, шагал к дому Фоксов. Снег все валил, по небу разливался свет и утверждался на нем. Я в последний раз оглянулся на дом Дорети, нацелив взгляд против ветра. Одиночество забилось у меня под ребрами, словно какой-то новый жуткий орган.
1977
Я стоял в снежном вихре, глядя, как ускользает от меня моя тень. Если бы мне было куда идти, я ускользнул бы вместе с ней. Репортеры напишут обо мне в газетах, родители придут в бешенство, полицейские наденут на меня наручники и бросят в тюрьму. Миссис Джапп, может, даже выгонит меня из школы. Но самое худшее, думал я, уже позади, или почти позади. Пройдя несколько шагов от подъездной аллеи Фоксов в сторону дома, я увидел на нашем парадном крыльце какую-то женщину в черном пальто.
Она стояла сгорбившись, спиной ко мне, но по легкому покачиванию головы я понял, что она разговаривает. Парадная дверь была открыта, и до меня вдруг дошло, что я вовсе не хочу, чтобы меня здесь застали. Я должен быть там, где положено, чтобы, когда я расскажу обо всем родителям, это больше походило бы на скверную идею, чем на заранее спланированную акцию.
Я отступил за живую изгородь Фоксов и прошмыгнул через двор к заднему крыльцу. Ключ мы держали под ржавой железной лейкой, которую мать использовала для садовых работ. Лейка была тяжелая, наполовину заполнена снегом, и сдвинуть ее оказалось не так-то просто. Я осторожно ее наклонил, отодрал примерзший ключ ото дна, отпер дверь веранды и чуть приоткрыл. Потом прошмыгнул мимо стола, за которым все лето играл в «стратоматиковский» бейсбол, и вошел в дом. С опаской заглянув в гостиную, я мельком увидел мать. Она стояла у парадной двери, теребя пояс линяло-синего махрового халата, и загораживала мне вид на гостью. Рядом притулился отец, желтый, обвислый, как застиранная марля у него в мастерской. Я выждал пару секунд и проскользнул мимо них в заднюю прихожую, а оттуда в свою спальню.
Сбросив пальто, но не потрудившись его повесить, я уселся на постель и стал ждать. Ожидание было недолгим. Щеки у меня еще пылали от холода, сердце еще бухало от этих перебежек, когда в дверях появился отец.
– Ты уже одет? Хорошо. – Он жестом пригласил меня следовать за ним.
– Пап! – крикнул я ему в удаляющуюся спину, спрыгнув с кровати. Я хотел с этим покончить. Я хотел признаться теперь же и немедленно. Он не обернулся. – Подожди, пап! – крикнул я громче, чем хотел, но он уже входил в гостиную. При моем появлении женщина в пальто обернулась.
Я сразу ее узнал. На щеках миссис Кори были все те же необычайно глубокие впадины, которые чуть не весь Детройт лицезрел в тот вечер, когда она с экрана телевизора прощалась со своими сыновьями. Едва ли миссис Кори была намного старше моей матери, но она постоянно горбилась и никогда не разгибала скрюченные пальцы.
Мне захотелось убежать. Я чувствовал, как у меня плавится кожа: еще немного, и она начнет стекать с костей. Откуда люди знают, мелькнуло у меня в голове, что то, что они чувствуют, – это настоящее, а не то, что они просто себе напридумывали? В тот момент меня обуревали самые разные чувства, но ни одного из них я не испытывал в полную силу.
Миссис Кори двинулась ко мне, судорожно подергиваясь – как человек на ранней стадии мышечного расстройства. Интересно, слышали ли ее сыновья, как она с ними прощалась? Может, Снеговик разрешил им посмотреть?
– Она сказала, что не могла не прийти, – пробормотал отец.
Миссис Кори взяла меня за подбородок. Она так в него вцепилась, что я почувствовал биение своего пульса о шершавую кожу ее большого пальца.
– Малыш, – сказала она гораздо более властным тоном, чем тогда в спецвыпуске.
«Это ложь», – произнес я одними губами, всей душой желая, чтобы она поняла то, чего мне было уже никак не выговорить. Она должна была это заметить. Но миссис Кори продолжала сдавливать мой подбородок, как будто подводила меня к палачу. Тут по стене за ее спиной забегали красно-синие блики, с улицы донеслись голоса и захлопали дверцы автомобилей.
– Малыш, – повторила миссис Кори, – радуйся, что ты здесь, в этом доме, с этими любящими людьми. – Она говорила с немецким акцентом и беззвучно плакала. От нее пахло кофе и коричной жевательной резинкой. Такие же запахи приносил с собой мистер Фокс. Камуфляжные запахи. – Мой муж, вот глупый какой, считал, что я не должна сюда приходить. Он сказал, что я только причиню боль себе и другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108