Он тут же взял фонарь, накинул свой старый плащ, надел шляпу и пошел взглянуть на Риптона. Этот дошедший до полного изнеможения гуляка, этот живущий без руля и без ветрил юноша спал мертвым сном. Голову он обмотал платком, и разинутый рот, и храпящий нос, который торчал кверху, придавали ему до крайности жалкий вид. Баронету вспомнилось, сколько раз он сравнивал этого мальчика со своим, таким умным, способным, подающим такие надежды! А по сути дела, чем же они отличались друг от друга?
– Одна только позолота! – ответил его собеседник.
– Да, – согласился он. – Должен сказать, что этот ни разу не прибегал к продуманным козням, для того чтобы обмануть отца; его страстей никто не пресекал, и душа у него в итоге не такая испорченная, как у того.
При свете фонаря Риптон со своим провалившимся подбородком и сопевшим носом в большей степени был человеком, и притом человеком честным, какое бы отвращение ни вызывал теперь его вид.
– Боюсь, что без госпожи Случайности нам при всем желании не обойтись! – прошептал его наставник.
– Неужели заложенное в нас злое начало надо чем-то питать, дабы оно окончательно нас не разъело? – вскричал сэр Остин. – И неужели никакой ангел не придет нам помочь, пока все это не будет исчерпано? И неужели весь искус заключается в том, чтобы не поддаться его губительному действию и остаться чистым.
– Мир устроен по-своему мудро, – произнес все тот же вкрадчивый голос.
– Невзирая на то, что он глядит на себя сквозь бутылку портвейна? – спросил баронет, вспомнив поверенного своего Томсона.
– Мудрец не стремится быть чересчур мудрым, – разъяснил голос.
– И опьяняется обилием жизненных благ!
– Человеческая натура слаба.
– И с госпожой Случайностью нельзя не считаться, и грехи молодости неизбежны?
– Это всегда было так.
– И всегда будет?
– Боюсь, что да! Невзирая на все твои благородные усилия.
– Так куда же все это приведет? И чем завершится?
Ответом ему был смех Ричарда, зловещими раскатами огласивший просторы Лоуер-Холлза.
Диалог этих звучавших под черепною коробкою голосов закончился тем, что баронет снова спросил, отличаются ли сколько-нибудь заметным образом друг от друга средоточие всех его надежд и этот пьяный дылда, и услышал в ответ, что это существа совсем разные по духу. Услыхав это, он отступил.
Бороться с искусителем сэр Остин не стал. Он сразу же пригрел его у себя на груди, как будто уже вполне для этого созрел, и, прислушиваясь к его ответам, приготовился покорно исполнять его волю. Оттого что он страдал и решил переносить свое страдание безропотно, не разделяя его ни с кем, ему стало казаться, что душа его в этих муках обретает истинное величие. Он восстал против всего мира. И весь мир его победил. Что же ему теперь делать? Запереть сердце на замок, а на лицо надеть маску; вот и все. Ему подумалось, что опережающие ход вещей люди столь же бесполезны для человечества, как и плетущиеся в хвосте. Откуда же нам знать, что кто-то движется позади или что кто-то пошел по проложенной нами дороге. Все, что мы завоевали для других, неминуемо гибнет, а мы остаемся лежать там, куда нас низвергли.
Вот так изощренный ум и чувствительное сердце этого не способного преодолеть свою ограниченность человека решили приукрасить отступление и оправдать совершенные им промахи; он принялся уничтожать все то, что создал своими руками. Он вполне мог бы повторить сейчас некогда им же сказанные слова, что бывают часы, когда чистейшее существо начинает хитрить, как лиса. В постигшем его, и только его одного, горе он без колебаний возвел хулу на все человечество в целом, обвинил его так же, как в ту пору, когда на его долю выпало то, что он называл своим испытанием. Как он все это тогда перенес? Он надел маску и скрыл под нею свое лицо. И, готовя испытание для своего сына, он прибег сейчас к тому же. Он отнюдь не настаивал, что именно так должен вести себя человек в беде, а ведь об этом он мог говорить убежденно и горячо. Поступая так, он был движим неким инстинктом, а устоять и не поддаться инстинкту в критические минуты дано только натурам незаурядным.
К тому же надеть маску ему было тягостно; более тягостно, чем тогда, когда у него все еще оставалась возможность кому-то приоткрыть свое сердце; и его всегда поддерживало спартанское уменье переносить страдание, ничего при этом не предпринимая.
– Не делай ничего, – сказал дьявол, которого он пригрел; в данном случае сказанное означало: «Вбери меня в себя и не извергай». До чего же великолепна и целительна в людях вспышка гнева, когда она удерживает их от кровопролития. И может ли избавиться от этого гнева тот, кто в себе его затаит? Сэру Остину было не легче переварить этот гнев, чем несчастному Гиппиасу утенка. Вместо того чтобы потухнуть, ярость его еще больше разгорелась. То, что сидящий в нем зверь сейчас не рычал, не означало еще, что он стал менее опасен, и хоть он и решил ничего не предпринимать, дьявол в нем втайне продолжал свое дело.
Сидя у истоков судьбы Ричарда в безмолвии своей библиотеки, баронет слышал, как пощелкивают затухающие в золе угольки и как гудит тишина, когда чудится, что полуночные парки усердно прядут свои нити. Мягкий свет лампы падал на бюст Четема.
На рассвете послышался легкий стук в дверь. Леди Блендиш скользнула в комнату. Она стремительно подошла к нему и взяла его за обе руки.
– Друг мой, – проговорила она, со слезами на глазах, вся дрожа, – я боялась, что не застану вас здесь. Я так и не уснула. А как вы?
– Все в порядке, Эммелина, все в порядке! – ответил он, силясь сдвинуть брови, чтобы маска была на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204