У субъекта, принесшего сундучок, была наружность сильно потрепанного бурями и непогодами человека.– Якоб Гугендунк, – лаконично представился этот гном, снимая с плеч сундучок и ставя его перед Селиной.Она весело засмеялась:– Неужели? Входите же. Здесь вот, у стены, хорошее место для сундучка, не правда ли, мистер… Гугендунк?Якоб Гугендунк, бормоча что-то себе под нос, кряхтя и отдуваясь, ковылял по комнате, раскачивая сундучок в руках. Наконец выбрал место, сбросил его с шумом, вытер нос ладонью – знак полного удовлетворения – и окинул сундучок таким самодовольным взором, словно он только что сам его сделал.– Спасибо, мистер Гугендунк, – сказала Селина и протянула руку – Я – Селина Пик.Этот седой и скрюченный ревматизмом старик не обиделся ничуть па улыбку и мягкий смех девушки. Он засмеялся в свою очередь, полусконфуженно, полуудивленно глядя па маленькую ручку, протянутую ему.Он вытер обе руки о штаны, затем покачал большой седой головой.– Руки-то у меня все в грязи. Я не мыл их еще. – И, выбравшись в коридор, оставил Селину одну, с беспомощно протянутой рукой. Его топот по деревянным ступеням звучал, как стук копыт кавалерийских лошадей на мерзлой дороге.Оставшись одна, Селина отперла сундучок и вынула оттуда две фотографии. На одной был кроткого вида господин в шляпе немного набекрень. Другая изображала женщину лет двадцати пяти, на которую поразительно походила Селина, если не считать подбородка и смелой линии рта. Оглядываясь, Селина поискала, куда бы поставить эти дорогие ей фотографии. Сначала ей в шутку вздумалось устроить их на верхушке холодного теперь «барабана». Там они в конце концов и остались, потому что больше некуда было их поместить. Может быть, Якоб Гугендунк принесет ей полку для книг и портретов. Селина, как истинная женщина, развлеклась распаковыванием и размещением своих вещей. Ведь привычные нам вещи и мелочи, когда их извлекаешь из чемодана, где они были спрятаны, в повой необычной обстановке приобретают какой-то особый интерес и прелесть в наших глазах. Вынуты были белье, книги и, наконец, знаменитое платье из темно-красного кашемира. Селина любовно расправила па кровати его складки. Теперь ей, казалось бы, особенно надо упрекать себя за эту легкомысленную трату. Но она и не думала это делать. «Нельзя, – думалось ей, – чувствовать себя уж вовсе отверженной, когда обладаешь такой прелестью, как это красное, словно вино в хрустальном бокале, платье» Наконец все было разобрано, книги уложены на сундучок, платья развешены за ситцевой занавеской, и комната приобрела жилой вид.Слышно было, как внизу шипело жарившееся мясо. Селина умылась, пригладила волосы перед крошечным кривым зеркальцем над умывальником, надела белый воротничок и манжеты. Оставалось только потушить свет и спуститься вниз, в неосвещенную гостиную. Дверь в кухню была прикрыта, но оттуда доносился запах свинины, жарившейся к ужину. Селина была голодна, и этот запах казался ей восхитительным. Здесь каждый вечер готовилась к ужину свинина. Впоследствии это приводило ее в отчаяние, так как она считала, что грубая и тяжелая пища отражается на внешности. Она со страхом рассматривала себя в зеркале, не полнеет ли, не мутнеют ли глаза, не краснеет ли и становится грубой и жирной ее свежая кожа? Но зеркало всегда успокаивало ее.Селина помедлила минутку в гостиной. Затем открыла дверь в кухню. От табачного дыма ей показалось, что там темно и душно, сквозь волны этого едкого дыма виднелись круглые голубые глаза хозяина. В кухне стоял гул разговора, пахло жарившимся салом, конюшней, мокрой глиной и свежим еще сырым бельем, только что принесенным со двора. На пороге входной двери, впуская с собой струю резкого холода, встал рослый, красивый смуглый мальчик с вязанкой дров. Поверх своей ноши он рассматривал Селину с таким интересом, что забыл закрыть дверь. Селина, в свою очередь, внимательно глядела на него. Какая-то внезапная симпатия друг к другу родилась у обоих одновременно у девятнадцатилетней женщины и двенадцатилетнего мальчика. «Ральф», – подумала Селина и даже бессознательно сделала шаг по направлению к нему.– Да поторопись же ты, подбрось дров! – крикнула Марта от печки.Мальчуган сбросил вязанку в ящик, машинально отряхнул рукава куртки, все еще продолжая глядеть на Селину. Раб ненасытной пасти, куда он непрерывно подбрасывал топливо, принося его из сарая!Клаас Пуль, уже за столом, постучал ножом о дерево.– Садитесь! Присаживайтесь, мисс учительница.Селина медлила, глядя на Марту, возившуюся у печки. Обе обладательницы косичек уселись за стол, покрытый красной бумажной скатертью, и в ожидании вкусного ужина взялись за свои ножи и вилки. Уселся наконец и Якоб Гугендунк, долго возившийся, плескавшийся и фыркавший, как дельфин, над рукомойником в углу. Ральф повесил шапку на крючок и занял свое место. Только Селина и Марта оставались еще на ногах.– Садитесь же, – повторил весело и оглушительно Клаас – Ну-с, так какова, по-вашему, капуста, мисс? – подмигнул он Селине. Якоб фыркнул, желтые косички захихикали, усмехалась и Марта у печи, но усмешка, если хорошо присмотреться, была несколько хмурая. Очевидно было, что Клаас Пуль не скрыл разговора с учительницей в дороге. Селина, заставив себя улыбнуться, стремительно села к столу; движения ее были немного нервны, и щеки горели. Один только Ральф оставался серьезен и спокоен.Марта поставила на стол большую миску жаренного на сале картофеля и блюдо со свининой, потом хлеб, нарезанный ломтями. Кофе пили ржаной, без сахара и сливок. Ужины миссис Теббитт показались бы теперь Селине амброзией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80