ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
По правде говоря, она считала это своей обязанностью со времен моей юности и теперь не спешила передавать ее в чужие руки.
– Ты пожалеешь, если пропустишь что-нибудь интересное, – отвечала она обычно, если я пробовал возражать.
И на этот раз мама оказалась права. Я принял приглашение Изабел с легкой улыбкой, какую у меня всегда вызывает перспектива провести день на скачках в Аскоте.
В действительности Королевская трибуна совсем не похожа на то, какой ее представляют. Одно название (не говоря уже о многословных репортажах в газетах, рассчитанных на невзыскательного читателя) рождает образы принцесс и герцогинь, знаменитых красавиц и миллионеров, прогуливающихся по тщательно ухоженным лужайкам в нарядах от-кутюр. Из всего перечисленного я могу подтвердить только качество лужаек, наверное. Большинство посетителей трибуны оказываются бизнесменами средних лет из самых дорогих пригородов Лондона. Их сопровождают жены, одетые совершенно неподходящим образом, в основном в шифон. Но одно обстоятельство делает это расхождение мечты и реальности необычным и забавным – сами участники добровольно закрывают на него глаза и стремятся во что бы то ни стало сохранить чудесную иллюзию. Даже люди из общества, а скорее – представители верхушки среднего класса и самых обеспеченных слоев, которые приходят сюда, только чтобы повидаться с нужным человеком, с трогательным удовольствием одеваются и ведут себя так, будто собираются на то самое утонченное и эксклюзивное событие, о котором пишут газеты. Их жены надевают приталенные костюмы, которые столь же неуместны, как и шифоновые платья (но, по крайней мере, идут своим хозяйкам), и прохаживаются, приветствуя друг друга с таким светским видом, будто они на приеме в Рейнло-Гарденз. На один или два дня в году эти люди позволяют себе роскошь забыть о том, каким трудом они зарабатывают на жизнь, и притвориться, что принадлежат к некоему исчезнувшему праздному классу, что мир, который они оплакивают, которым восхищаются, к которому они притворяются, что принадлежали бы, если бы он все еще существовал (а вот это не верно), – что этот мир живет и здравствует здесь, неподалеку от Виндзора. Их притязания кажутся мне очаровательными в своей открытости и ранимости. Я всегда рад провести день в Аскоте.
Дэвид заехал за мной на своем «вольво», где уже сидела Эдит, как я и ожидал, и еще одна пара, Рэтрэи. Саймон Рэтрэй, кажется, работал в «Страт и Паркер» и постоянно рассуждал об охоте. Его жена, Вениша, говорила очень немного и в основном о своих детях. Мы осторожно продвигались по М4 и через Виндзор-Грэйт-Парк, пока не подъехали к несколько мрачноватой парковке ипподрома, где Дэвиду предстояло оставить машину. Ему никогда не доставалось место номер один, и это из года в год служило для него источником раздражения, которое он постоянно срывал на Изабел, когда она обращала его внимание на дорожные знаки. Мне это не мешало: для меня это стало неотъемлемой частью поездки с ними в Аскот (как, например, одно из моих самых живых детских воспоминаний мой отец под Рождество кричит на непослушную электрическую гирлянду).
Вскоре машина уже благополучно стояла около определенного ей номера, и мы распаковали ланч. Было очевидно, что Эдит не приняла в его приготовлении никакого участия, и Изабел и Вениша немедленно взяли все в свои руки, они суетились, звенели посудой, что-то резали, смешивали, пока пиршество не предстало перед нами во всем своем великолепии. Мужчины и Эдит наблюдали за происходящим с безопасного расстояния, сидя на раскладных стульях и сжимая в руках пластиковые стаканчики с шампанским. И как всегда в этих приготовлениях было что-то очень трогательное, ведь всю эту еду нам предстояло проглотить как можно скорее. Едва мы успели придвинуть стулья к шаткому столику, как Изабел – и это тоже было частью ритуала – посмотрела на часы:
– Нам придется поторопиться. Уже без двадцати пяти два.
Дэвид кивнул и положил себе клубники. День был расписан по минутам, заполнен традициями и предсказуем, как рождественская месса. Очень важно было оказаться на трибуне к моменту прибытия из Виндзора представителей королевской семьи и их гостей, и добраться туда надо было достаточно рано, чтобы занять хорошие места и ничего не пропустить. Эдит глянула на меня и закатила глаза, но мы оба послушно проглотили кофе, прикололи бейджи и направились к скаковому кругу.
Мы миновали распорядителей у входа, усердно отделявших зерна от плевел. Как раз перед нами двоим посетителям не повезло, их не пустили внутрь, не знаю только, бейджи у них были неправильные или одежда не соответствовала случаю. Эдит сжала мою руку и снова улыбнулась мне своей таинственной улыбкой:
– Что тебя рассмешило?
Она покачала головой:
– Ничего.
– А что тогда?
– У меня есть одна маленькая слабость, люблю проходить туда, куда других не пускают.
Я рассмеялся:
– Бывает. Не ты одна такая. Но признаваться в этом – недостойно.
– Бог мой. Боюсь, что я очень недостойный человек. Надеюсь, меня за это не задержат на входе?
В этих нескольких фразах есть одна интересная деталь – искренность. Эдит была типичной представительницей своего племени, «слоун-рэйнджер», но я уже начал понимать, что она очень трезво оценивала жизнь и свое положение в обществе, что и приводило собеседника в замешательство, ведь такие девушки обычно устраивают целое представление, тщательно разыгрывая неведение. Ее отличало вовсе не желание попасть в круг избранных. Англичане, причем представители самых разных классов, жить не могут без ощущения исключительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Ты пожалеешь, если пропустишь что-нибудь интересное, – отвечала она обычно, если я пробовал возражать.
И на этот раз мама оказалась права. Я принял приглашение Изабел с легкой улыбкой, какую у меня всегда вызывает перспектива провести день на скачках в Аскоте.
В действительности Королевская трибуна совсем не похожа на то, какой ее представляют. Одно название (не говоря уже о многословных репортажах в газетах, рассчитанных на невзыскательного читателя) рождает образы принцесс и герцогинь, знаменитых красавиц и миллионеров, прогуливающихся по тщательно ухоженным лужайкам в нарядах от-кутюр. Из всего перечисленного я могу подтвердить только качество лужаек, наверное. Большинство посетителей трибуны оказываются бизнесменами средних лет из самых дорогих пригородов Лондона. Их сопровождают жены, одетые совершенно неподходящим образом, в основном в шифон. Но одно обстоятельство делает это расхождение мечты и реальности необычным и забавным – сами участники добровольно закрывают на него глаза и стремятся во что бы то ни стало сохранить чудесную иллюзию. Даже люди из общества, а скорее – представители верхушки среднего класса и самых обеспеченных слоев, которые приходят сюда, только чтобы повидаться с нужным человеком, с трогательным удовольствием одеваются и ведут себя так, будто собираются на то самое утонченное и эксклюзивное событие, о котором пишут газеты. Их жены надевают приталенные костюмы, которые столь же неуместны, как и шифоновые платья (но, по крайней мере, идут своим хозяйкам), и прохаживаются, приветствуя друг друга с таким светским видом, будто они на приеме в Рейнло-Гарденз. На один или два дня в году эти люди позволяют себе роскошь забыть о том, каким трудом они зарабатывают на жизнь, и притвориться, что принадлежат к некоему исчезнувшему праздному классу, что мир, который они оплакивают, которым восхищаются, к которому они притворяются, что принадлежали бы, если бы он все еще существовал (а вот это не верно), – что этот мир живет и здравствует здесь, неподалеку от Виндзора. Их притязания кажутся мне очаровательными в своей открытости и ранимости. Я всегда рад провести день в Аскоте.
Дэвид заехал за мной на своем «вольво», где уже сидела Эдит, как я и ожидал, и еще одна пара, Рэтрэи. Саймон Рэтрэй, кажется, работал в «Страт и Паркер» и постоянно рассуждал об охоте. Его жена, Вениша, говорила очень немного и в основном о своих детях. Мы осторожно продвигались по М4 и через Виндзор-Грэйт-Парк, пока не подъехали к несколько мрачноватой парковке ипподрома, где Дэвиду предстояло оставить машину. Ему никогда не доставалось место номер один, и это из года в год служило для него источником раздражения, которое он постоянно срывал на Изабел, когда она обращала его внимание на дорожные знаки. Мне это не мешало: для меня это стало неотъемлемой частью поездки с ними в Аскот (как, например, одно из моих самых живых детских воспоминаний мой отец под Рождество кричит на непослушную электрическую гирлянду).
Вскоре машина уже благополучно стояла около определенного ей номера, и мы распаковали ланч. Было очевидно, что Эдит не приняла в его приготовлении никакого участия, и Изабел и Вениша немедленно взяли все в свои руки, они суетились, звенели посудой, что-то резали, смешивали, пока пиршество не предстало перед нами во всем своем великолепии. Мужчины и Эдит наблюдали за происходящим с безопасного расстояния, сидя на раскладных стульях и сжимая в руках пластиковые стаканчики с шампанским. И как всегда в этих приготовлениях было что-то очень трогательное, ведь всю эту еду нам предстояло проглотить как можно скорее. Едва мы успели придвинуть стулья к шаткому столику, как Изабел – и это тоже было частью ритуала – посмотрела на часы:
– Нам придется поторопиться. Уже без двадцати пяти два.
Дэвид кивнул и положил себе клубники. День был расписан по минутам, заполнен традициями и предсказуем, как рождественская месса. Очень важно было оказаться на трибуне к моменту прибытия из Виндзора представителей королевской семьи и их гостей, и добраться туда надо было достаточно рано, чтобы занять хорошие места и ничего не пропустить. Эдит глянула на меня и закатила глаза, но мы оба послушно проглотили кофе, прикололи бейджи и направились к скаковому кругу.
Мы миновали распорядителей у входа, усердно отделявших зерна от плевел. Как раз перед нами двоим посетителям не повезло, их не пустили внутрь, не знаю только, бейджи у них были неправильные или одежда не соответствовала случаю. Эдит сжала мою руку и снова улыбнулась мне своей таинственной улыбкой:
– Что тебя рассмешило?
Она покачала головой:
– Ничего.
– А что тогда?
– У меня есть одна маленькая слабость, люблю проходить туда, куда других не пускают.
Я рассмеялся:
– Бывает. Не ты одна такая. Но признаваться в этом – недостойно.
– Бог мой. Боюсь, что я очень недостойный человек. Надеюсь, меня за это не задержат на входе?
В этих нескольких фразах есть одна интересная деталь – искренность. Эдит была типичной представительницей своего племени, «слоун-рэйнджер», но я уже начал понимать, что она очень трезво оценивала жизнь и свое положение в обществе, что и приводило собеседника в замешательство, ведь такие девушки обычно устраивают целое представление, тщательно разыгрывая неведение. Ее отличало вовсе не желание попасть в круг избранных. Англичане, причем представители самых разных классов, жить не могут без ощущения исключительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17