И впервые она почувствовала приближение паники. Допустим только, для удобства рассуждения ради примера, что никто так и не сделает ей предложения – что она станет делать?
Что, скажите на милость, ей тогда делать?
Но ведь, подумала она, снимая бигуди и доставая щетку, все может так внезапно измениться. Быть женщиной – совсем не то же самое, что быть мужчиной. Мужчины либо рождаются обеспеченными, либо долгие годы корпят на работе, чтобы заработать состояние, а женщины… женщина может сегодня быть беднее церковной мыши, а завтра оказаться богатой, или, по крайней мере, замужем за богатым человеком. Может быть, сейчас и не принято это признавать, но даже в наш бурный век удачно подобранное кольцо может кардинально изменить жизнь женщины.
После подобных рассуждений легко можно представить себе Эдит грубо, даже отвратительно расчетливой особой в этот период ее жизни, но это было бы несправедливо. И это очень удивило бы ее саму. Если спросить ее, меркантильна ли она, она бы сказала, что она – человек практичный; присущ ли ей снобизм? – скорее житейская мудрость и любовь к жизненным благам. В конце концов, читает же она романы, ходит в кино, она знает, что такое счастье, и верит в любовь. Но она видела перед собой только светскую карьеру (как же иначе?), а раз так, то как ей достичь хоть чего-нибудь без денег и положения в обществе? Конечно, к девяностым годам двадцатого века подобные цели в жизни уже считались вышедшими из моды, но Эдит не обладала необходимыми качествами, чтобы основать империю фитнеса или начать издавать новый журнал. Что касается настоящих профессий – здесь она упустила свой шанс, а теперь с окончания школы прошло уже десять лет. И ведь желание жить в достатке больше не считается старомодным. Поколение ее детства, питавшееся коричневым рисом и носившее широкие юбки в сборку, уступило место более напористому, посттэтчеровскому миру, и разве ее мечты, в каком-то смысле, не соответствуют веяниям времени?
И все же, несмотря на свое честолюбие, она, пусть и неохотно, соглашалась с мыслью, что именно мужчина откроет перед ней золотые ворота в новую, прекрасную жизнь, и было бы неверно сказать, что по сути своей Эдит была снобом. Особенно по сравнению с ее матерью. Она сама сказала, что ей больше нравится быть внутри и смотреть из окна наружу, чем стоять под окнами и пытаться заглянуть внутрь, но ее больше интересовала самореализация (или власть, если говорить прямее), чем знатность. Ей хотелось быть в центре событий. Ей нужен был победитель, а не человек с хорошей родословной. Без крайностей. Она не искала просто удачливого уличного торговца, но и графа она тоже не искала. Возможно, именно поэтому граф ей и достался.
Она разглядывала свое отражение в зеркале. На ней было короткое черное шелковое платье – ее мать назвала бы это «маленьким черным платьем», – извечный оплот «лондонской леди». Оно было хорошо сшито, довольно дорого стоило. Кроме браслета со стразами, никаких украшений. Она была красива и изящно одета, с тем легким оттенком строгости, который англичане определенного типа находят интригующим. Она осталась довольна. Эдит не отличалась тщеславием, но была рада или, скорее, испытывала облегчение, что ей не выпало на долю маяться с некрасивым лицом. В дверь позвонили.
Она задумалась, не попросить ли Чарльза просто подождать внизу, но тогда он мог бы подумать, что она скрывает что-нибудь значительно более компрометирующее, чем очень обычный отец и снобка-мать, поэтому она решила пригласить его наверх, но представить по-американски, только по имени. Эту новомодную привычку она вообще-то не любила, потому что так за кадром оставалась единственная часть имени, которая может нести хоть какую-то информацию. Но мать поставила ей мат в два хода.
– Чарльз, а дальше? – спросила она, пока Кеннет разливал напитки.
– Бротон, – Чарльз улыбнулся.
Эдит почти услышала, как шевельнулись и затикали, складываясь, планы и расчеты в голове у матери, но недаром ее мать всю жизнь была страстной поклонницей Елизаветы I. Улыбка не дрогнула на ее лице.
– И где вы познакомились с Эдит?
– Мы встретились в Суссексе, в доме моих родителей.
– Когда я ездила к Изабел и Дэвиду.
– А, так вы знакомы с Истонами?
Чарльз кивнул, и Эдит была ему за это благодарна. Он был не готов сказать: «Нет, я их не знаю, и нас познакомили не на частной вечеринке, я встретился с вашей дочерью, когда она купила билет, чтобы осмотреть мой дом». В этом не было ничего страшного, никаких скрытых смыслов, но тогда вечер начался бы несколько странно.
Как бы там ни было, избежав этой ловушки, Эдит постаралась поскорее закончить разговор, не желая рисковать еще раз. Итак, она не только не была взволнована, но, напротив, – вздохнула с облегчением, когда они сели в блестящий «порше», ожидавший их внизу.
– Я подумал, не поехать ли нам в «Аннабеллс»?
– Прямо сейчас? – от удивления она не успела подредактировать свою реплику.
– Что-то не так? Ну, мы можем поехать куда-нибудь еще… – на лице Чарльза отразилась легкая обида, и Эдит стало неловко за то, что она вот так, с ходу отмахнулась от того, чем он, возможно, хотел ее порадовать. А от мысли, что он спланировал вечер специально для нее, ей стало тепло на душе.
– С удовольствием, – и она с симпатией улыбнулась ему, его открытому, располагающему, немного простоватому лицу. – Просто я обычно попадала туда позже. По-моему, я там ни разу не ужинала.
– Мне там нравится.
И они погрузились в молчание, пока машина не остановилась у знаменитого входа на Беркли-сквер. Чарльз вышел и отдал ключи портье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17