ХХ. Я тебя не про стол спрашиваю. А вот чего ты торчишь тут, в этом дерьме.
АА. Смотрите, пожалуйста...
ХХ. Чего тебе тут надо?
АА. То же, что и тебе.
ХХ. Врешь. Я должен. Я рабочий вол, неграмотный, скотина... Но ты-то образованный, ты умеешь по-ихнему... Ты не должен.
АА. Справедливо.
ХХ. Ты бы нигде не пропал. Мог бы хорошо устроиться, парле-парле... Тогда чего торчишь тут со мной? Какая тебе выгода?
АА. Никакой.
ХХ. Нет, тебе чего-то от меня надо. Я себе иной раз так думаю: ни сват я ему, ни брат. А он и есть мне дает и деньги одалживает... Поворчит, но одолжит. Брезгует мной, а все равно не уходит. А почему? Пусть уходит, раз такой чистоплюй. Ты ведь чистоплюй, да? Что я, упрашиваю тебя? Раз не нравится, чего тут со мной сидеть? Я тебя не держу. Ну, скажи, чего тебе от меня надо?
АА. Ничего.
ХХ. Ты дурака из меня не строй. Может, я и хам, но уж не дурак. Можешь все мне сказать, раз вместе пьем. Послушай-ка, а почему ты со мной пьешь?
АА. Во искупление.
ХХ. Какое такое искупление?
АА. Стремлюсь искупить грехи предков. Наши предки никогда не пили вместе.
ХХ. Разве это грех.
АА. Грех. Всенародный.
ХХ. Чего ты тут мне темнишь...
АА. Не веришь мне?
ХХ. Нет.
АА. И правильно делаешь. Вот здоровый инстинкт нашего народа. Ладно, тогда я скажу тебе: к черту предков. Это я сам решил, теперь... Решил пойти в народ, побрататься с народом, понимаешь? Я народник...
ХХ. Чего, чего?
АА. Народник. Понятие из девятнадцатого века. И идея той же эпохи... Нужно идти в народ, ибо в народе сила...
ХХ. Сказки.
АА. Да, таков здоровый народный скептицизм. Еще немного, и я уверую в идеи народничества. Столько в вас достоинств: природный инстинкт, ощущение истины, способность к самокритике... Ну, тогда... Может, я социалист?
ХХ. Смеешься.
АА. Ну хорошо, оставим мистическое чувство вины, искупление каких-то там грехов, совершенных предыдущими поколениями. Оставим народническо-националистические грезы. Ну а что, если я хочу просто жить по научному. Рационалистически и прогрессивно. Ты - двигатель истории, и потому нет ничего странного в том, что я пью с двигателем водку. Что я с передовым классом варю себе яйца вкрутую, хожу по комнате в исподнем и рожу общим полотенцем утираю. Об этом ты не подумал?
ХХ. Нет, тут не то.
АА. Почему же нет?
ХХ. А я видал таких. Ходит тут к нам на работу один, в канаву залезает. Обходительный. Грубого слова не скажет, где там. Все улыбается, подмазывается, листовки раздает, разъясняет...
АА. А я не разъясняю.
ХХ. Нет.
АА. И бываю груб с тобой.
ХХ. Еще как! Все тебе не так. То одно, то другое... Кроешь меня, только пыль летит. Сразу видно, что барин, а никакой не социалист.
АА. Ха, тебя, я вижу, не проведешь.
ХХ. Хе-хе, не так-то уж я прост. Насквозь вижу! Социалиста сразу распознал бы. Так скажи, что же ты такое...
АА. Но, может, я все-таки провокатор?
ХХ. А-а-а... только не для меня. Слишком я мелкая букашка. У власти нет ко мне дел. Что тут, что там - я одинаково вкалываю. Был бы ты провокатор, не сидел бы тут со мной. Пошел бы к другим. К тем, что поважнее. К профессорам или к тем, которые политические. Которые думают.
АА. А ты не думаешь?
ХХ. Что я там думаю - неважно. Вот думаю, чтобы заработать, о детишках думаю, о бабе... Иной раз о девках... Нормальная вещь, каждый о таком думает, и для власти нет в этом никакого интереса. Лишь бы я не подпрыгивал, сидел тихо и тогда им все равно, что я там себе думаю. Зачем на меня тратить провокатора?
АА. А ты никогда не думал о свободе?
ХХ. То есть, что?
АА. Ну, чтобы быть свободным.
ХХ. Как это?
АА. Ну, например, чтобы говорить, что думаешь.
ХХ. Да я тебе уже сказал, что я думаю. И еще раз могу повторить. Говорить я могу с утра до вечера, мне власть совсем не запрещает говорить, что я думаю. Какие там мои мысли...
АА. А ты никогда не подумывал о том, чтобы мыслить больше?
ХХ. Думать о том, чтобы мыслить?
АА. Можно это и так назвать.
ХХ. Нет уж, не такой я дурак.
АА. Мысли - это не глупость.
ХХ. Смотря какие. Был у нас в деревне один полоумный. Ничего не делал, потому что ни на что не годился. Даже корову пасти не мог. Ни дома, ни семьи, только тем и жил, что люди подадут. Так что же он делал, раз он ничего не делал? О чем он думал? О чем мог он думать, если ничего не умел и не работал? Он думал только о том, чтобы мыслить, только о мыслях думал. А разве он был умный? Нет, он был глупый. Он был полоумный.
АА. Но зато он был свободен.
ХХ. А-а, я понял. Ты поп.
АА. Я? Ты, должно быть, шутишь.
ХХ. Ты такой поп, который насчет свободы. Мне еще тогда показалось, как ты за пиджак меня тряс. Поп-законоучитель. Приходит такой и говорит: видите эту власть? Это дьявол. Вы дьяволу не служите. Вы служите Христу. А что он такое, этот ваш Христос, где он сеть? Ты мне покажи его. Свобода? А какая она, эта ваша свобода, что она такое? Я знаю только одну свободу - когда мне на работу идти не надо. В воскресенье - я свободный. Ты мне сделай семь воскресений в неделю, так я тебе руку поцелую, как самому Христу. Семь воскресений, но оплаченных!
АА. А если бы я отнял у тебя даже это единственное воскресенье?
ХХ. Ты? А чего ты можешь! Ничего ты не можешь. Ты мне не можешь ничего ни дать, ни отнять. Ты только на кровати можешь лежать и с кровати проповедовать. Кроватный апостол. Святой Симеон-кроватник.
АА. Я не могу, зато власть может.
ХХ. Тогда, значит, с властью надо по-хорошему. Раз она может отнять, то может и дать. Ведь ты не любишь власть?
АА. Не слишком.
ХХ. Потому-то и она тебя не любит. А знаешь, почему ты ее не любишь?
АА. Любопытно.
ХХ. Потому что перед властью ты не лучше, чем я. Со всеми твоими школами и книжками... Ты перед властью такой же дурак, как и я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20