Фэн с Найной поднялись наконец на верхнюю ступеньку.
Когда они вошли в дом, внушительная фигура в черном устремилась вниз – за остальными чемоданами, и Найна заметила, что Фэн отдал на попечение свой багаж, как будто не сомневался, что останется ночевать.
Она сглотнула. Ей было неприятно видеть, как его насмешливые карие глаза глядят на нее с чувством, которое можно было принять за превосходство, как будто он только что выиграл очко и собирался выиграть еще одно. Найна вскинула голову и отвернулась.
Все четверо стояли в большой темной прихожей, в конце которой крутая, покрытая золотистым ковром лестница вела наверх, на тянувшуюся вдоль трех стен галерею. Единственной видимой данью Рождеству была зеленая ваза с букетом остролиста, стоявшая на старинном столике под натюрмортом из убитой дичи и, казалось, пролежавшего сто лет сыра.
Найна устремила угрюмый взгляд на остролист, спрашивая себя, во что это такое она влипла. Почувствовав робкое прикосновение к своему плечу, она вздрогнула. Но, ощутив нежный аромат лаванды, обернулась и обвила руками шею матери.
– Ну-ну, дорогая, – ласково проговорила Нэнси, похлопывая Найну по спине, как ребенка, которому надо дать срыгнуть. – Мы с твоим отцом рады, что ты дома, дорогая. И мы в восторге оттого, что ты привезла своего молодого человека…
– Это не мой молодой человек, – простонала Найна, расстроганная материнской нежностью. – Он… он…
– Подсадная утка? – подсказал Фэн у нее за спиной. – Ширма? Фальшивка?
– Дрянь, – процедила сквозь зубы Найна.
– Будет, Найна, – пробормотал Джозеф. – Зачем так грубо обращаться с молодым Хардвиком? Еще немного, и ты станешь просить, чтобы я выставил его отсюда. – Он усмехнулся, как будто очень удачно сострил.
Найна прикрыла веки, и перед ее глазами мелькнуло невероятное видение потасовки в их прихожей – торжествующий Фэн расправляется с целым семейством кулачных бойцов. Нет, ей не хотелось, чтобы его выставили. Ей хотелось, чтобы он сам ушел.
Но она видела, как ее отец ведет его в главную гостиную, дружелюбно положив ему руку на плечо, и понимала, что с каждой секундой такая перспектива становилась все менее вероятной.
– Пойдем, дорогая. Тебе надо убрать вещи, – сказала Нэнси. – Папа позаботится о твоем мистере Хардвике.
Мать, казалось, была так довольна, так радовалась, что Найна не решилась еще раз заявить, что он не «ее» мистер Хардвик и никогда не был им.
Через двадцать минут она спустилась и застала Джозефа с Фэном за рюмкой, у пылающего камина. Рядом стояла огромная елка с вращающимся на макушке ангелом.
– Ага, – сказал Джозеф, – вот и ты, Найна. Мама велела растопить камин в малой гостиной. Там вы сможете уединиться, если тебе с Хардвиком…
– Папа, нам не нужно уединяться, – твердо заявила Найна. – Мне почти нечего сказать мистеру Хардвику…
У Фэна на мгновение раздулись ноздри.
– Это мы еще посмотрим, – сказал он, опуская рюмку, и встал.
– Молодец, – сказал Джозеф. – Ты не позволяй ей этих выходок, парень. Если терпеть, она тебя заставить ходит на задних лапках.
– Да, я уже заметил, – сказал Фэн с неопределенной улыбкой. – Пошли, Найна. – Он крепко взял ее под руку и вывел в прихожую.
Найна и не думала сопротивляться. Ее покинули силы: то, что происходило, было ужасней любых ее опасений.
Если она правильно все поняла, а она в этом почти не сомневалась, Джозеф оценил отличный покрой костюма Фэна и его самоуверенный вид и пришел к ошибочному мнению, будто Фэн – подходящий жених и достойная замена молодому Виккери. Ей оставался один только выход: раз и навсегда дать понять Фэну, что он ее не интересует. Тогда он наверняка уедет.
– Теперь куда? – спросил Фэн.
Найна указала на дверь по ту сторону прихожей, и Фэн подтолкнул ее в гостиную, освещенную пламенем камина и тесно уставленную мебелью, которая выделялась своими габаритами в оранжевом свете, заливавшем комнату.
– Так тебе почти нечего мне сказать? – произнес он, захлопнув дверь и навалившись на нее, как будто боялся, что Найна в панике выскочит из гостиной.
– Да, почти нечего. – Она начала крадучись отодвигаться от него. Вид у него был ужасно суровый, и у нее не вызвал доверия мрачный блеск его глаз, отражавших пламя камина.
– Ясно, – ответил Фэн. – В таком случае нам, наверное, лучше объясниться иным способом.
Нет, подумала Найна, когда он с не вызывавшим сомнения намерением шагнул к ней, нет, только не это.
И сразу же Найна утратила ясность мысли – он схватил ее в охапку, и у Найны осталось только желание осязать мужское тело, так тесно прижатое к ее телу.
Прикосновение губ Фэна дурманило и ошеломляло, как в тот раз, когда он целовал ее на аллее. Но теперь, когда они уже не кутались в теплые зимние пальто, прикосновение стало проникновенней, и у нее зашумело в ушах. Она чувствовала, как каждый дюйм его мускулистого тела прижимается к ее мягким изгибам, а когда его ладонь легла на шелковую блузку, прикрывавшую ее груди, разбушевавшийся отец уже не мог нагрянуть и оборвать эту минуту чарующей близости.
– Фэн, – шептала Найна, прижимаясь к нему бедрами и теряя голову от прикосновения теребивших ее пальцев. – Фэн… – Ее жажда была очевидной, но она не знала точно, чего же ей так хотелось, чего она с таким нетерпением ждала…
Вдруг, когда она поняла, что ни минуты больше не сможет выдержать этой незавершенности, Фэн отпустил ее.
– Вот так, – сказал он, – это развяжет тебе язык.
Так и получилось, однако не сразу. Найна обнаружила, что она в состоянии раскрыть рот, но голос ее не слушался. Впрочем, когда комната перестала вращаться и дар речи снова вернулся к ней, слова из ее уст хлынули потоком, как прорвавшаяся через плотину вода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27