Оглянувшись в дверях, он увидел, что Марк издевательски посылает ему в спину нацистское приветствие. Марк тут же перестал, как шаловливый школьник, и наклонился над рабочим столом, очевидно полагая, что его не заметили. Ник рассмеялся и пошел по лестнице пешком.
Когда он ехал по Лондону, зазвонил мобильный телефон. Это был Уилл.
– Могу тебе здорово помочь, – сказал Уилл. Связь была не очень хорошего качества: звук такой, что казалось, парень сдерживает рыдания, что было маловероятно, потому что он сроду не был подвержен внезапным вспышкам эмоций. Ник обратил внимание на женщину средних лет в соседней машине, которая показывала пальцем и хмурилась, как будто с его машиной было что-то не в порядке. Затем он сообразил, так она выражала неудовольствие тем, что он во время движения разговаривает по телефону. Она еще сильнее стала жестикулировать и хмуриться, что разозлило Ника, поскольку они приближались к кольцевой развязке со скоростью не более пяти миль в час и риска никакого не было.
– Подожди-ка минутку, Уилл. – Ник снял с руля вторую руку, сделав женщине жест, означавший «отцепись». Женщина еще более настойчиво проявляла недовольство, грозила пальцем и трясла головой. В итоге она не заметила, что идущая впереди машина остановилась, и врезалась в нее, разбив ей задние фонари. Как и предсказывала женщина, разговоры Ника по телефону во время движения привели к дорожно-транспортному происшествию. К счастью для Ника, они уже подъехали к развязке, и движению в его ряду авария не помешала, а сзади уже послышались звуки гудков.
– Извини, Уилл, о чем ты говорил?
– У меня есть приятель, который пишет заметки для одной воскресной газеты. Намечается одна шутливая статейка о клубных туалетах. Ну примерно в таком духе, как пишут о футбольных стадионах – где самые лучшие туалеты, самая худшая выпечка, самый глупый талисман и прочая чушь. Подкинь ему какое-нибудь высказывание Ричарда Ирвина, и он его включит в статью. Ирвину это ужасно понравится.
– Отлично. Я сейчас за рулем, позвоню тебе позднее.
– Погоди, Карл звонил тебе по поводу презентации книги о хулиганах? Там наверняка будет куча красивых девчонок.
– А хулиганов не будет?
– Черта с два, они не придут на банкет, посвященный книге о них самих же. Ну, разве что захотят побить того типа, который это все написал. Не исключено, что он вообще все выдумал. Нет, будут только девчонки и журналисты…
– Понятно. Я тебе перезвоню. Честно говоря, мне начинает надоедать все это дерьмо. Двигаюсь на встречу с коном…
– Удачи тебе. Сообщи об успехах…
В полицейском участке неожиданно крепко пахло гвоздикой. Острый запах напомнил Нику ночь с фейерверками, когда он ребенком стоял в саду, сосал ириску из патоки и отпивал глоточками глинтвейн, который давала ему мама, а папа двигался, как призрак, пригибаясь к земле и собираясь поджечь черное небо.
Источником запаха гвоздики оказалась озлобленная женщина, машину которой украли, пока она делала покупки. Спеша сообщить о преступлении, она уронила художественно оформленную бутыль оливкового масла, внутри которой были стручок красного перца, черный перец и гвоздика, что напоминало двухголовую овцу, помещенную в формальдегид. Запах пряностей раздражал полицейских, которые демонстративно зажимали носы и злобно смотрели на женщину. Он был слишком сильным, но показался Нику приятным.
Кейтлин и Ник всегда спорили по поводу полиции, поскольку Кейтлин заявляла, что к этому нельзя относиться с безразличием. По ее мнению, ненависть к полиции была необходимым атрибутом гражданственности: тот, кто не чувствует к полиции ненависти, неправильно воспитан, ошибочно считает себя защищенным либо просто фашист или масон. Но по роду своей деятельности Ник встречался со многими офицерами полиции, и хотя среди них попадались коррумпированные или просто очень неприятные личности, у него не возникло предубеждения против полиции в целом. Кроме того, Ник встречал много таких полицейских, которые искренне верили в то, что их задача – защищать общество от убийц, насильников и педофилов, и выполняли эту задачу не без увлеченности и честности.
К несчастью для Ника, отсутствие у него общего предубеждения против сил, охраняющих закон и порядок, не помогло заслужить благосклонность со стороны инспектора Кинча, который был настроен вообще против всех журналистов, делая исключение лишь для программы криминальной хроники. В сводной таблице Кинча, перечислявшей нежелательные элементы, журналисты располагались лишь немногим ниже убийц, насильников и педофилов.
Инспектору Кинчу было слегка за сорок. Это был мужчина приятной внешности с тронутыми сединой волосами, носивший ботинки без шнурков. Он дал понять, что у него есть моральный кодекс, но Ник едва ли получит к нему доступ. Злодеи остаются злодеями, и если их иногда сажают за то, чего они не совершали, это не должно тревожить общество, поскольку в мире существует равновесие, и почти наверняка когда-то ранее они совершили нечто, за что не понесли наказания. Такое правосудие может показаться грубоватым, но все же это в некотором роде правосудие, потому что округ, из которого пришел инспектор Кинч, который он представлял и защищал с большим рвением, нанес серьезный удар по всяким мерзавцам.
– Итак, – Ник подул на чай, который Марджори, девушка, ответственная за связи с общественностью, принесла ему в чашке с блюдцем казенного зеленого цвета, а затем, к счастью, исчезла. – Меня интересует тема насилия в клубах. Я слышал, что вы расследовали дело, когда парня избили до смерти рядом с клубом…
– И вы хотите сказать, что все свидетельства лживые, что парень, которого посадили, стал жертвой расистских настроений…
У Кинча были некоторые проблемы с произношением «р», поэтому он сказал «гасистских».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84