Шахматы расставлены. Началась следующая партия. Лучинский умело разыграв северный гамбит, быстро захватил инициативу.
— Теперь-то, ваше величество, вам не уйти от меня — с твердой уверенностью в голосе сказал он, атакуя левый фланг Антонова.
— Цыплят по осени считают, уважаемый партнер, — упорно защищаясь, возразил Антонов. — От добровольных пожертвований не отказываюсь, особенно в трудные минуты жизни… Закусим лошадкой! — сказал он, объявляя шах и снимая ферзем коня.
Потеря коня сразу ослабила атаки Лучинского и после нескольких разменов, проведенных Антоновым, привела партию к невыгодному для врача эндшпилю…
— А теперь попробуйте, догоните! — продвигая проходную пешку в ферзи, сказал Антонов.
Перевес на ферзя привел Лучинского к поражению.
— Я, пожалуй, пойду? — сказал он, поднимаясь с места. — Рассчитывать на успех сегодня нельзя, да и уже поздно… пора на отдых.
— А мне, пожалуй, отдыхать не придется — уже двенадцать часов, а через час меня поднимет моя подруга, — сказал Антонов.
— Разве ваша жена тоже здесь? — удивился врач.
— Нет… Я вдовец… Я имею в виду другое… Меня уже с давних пор не покидает бессонница.
— Это дело не опасное. Расскажите, как она протекает… Мы подберем средства и метод лечения, — предложил Лучинский.
— Уже несколько лет подряд я имею обыкновение просыпаться в час-два ночи и не спать до рассвета… Я не могу назвать это явление в полном смысле бессонницей — спутницей больного.
Несмотря на мои пятьдесят восемь лет, я чувствую себя прекрасно… С вечера я быстро засыпаю и ночью просыпаюсь бодрым. В это время мой мозг, отдохнув от непродолжительного сна, требует дополнительной нагрузки… Я испытываю какую-то особую потребность думать, или, как принято говорить, у меня наступает момент творческого вдохновения. В обычных для меня условиях, в Москве, я в эти часы удалялся в свою лабораторию и использовал подъем творческой энергии для решения наиболее сложных вопросов, возникавших у меня в течение дня… Здесь я лишен этого удовольствия.
— И вы это время, наверное, проводите в постели?
— Нет, я выхожу к морю и наслаждаюсь свежестью его дыхания и шумом волн.
— А перемена климата и обстановки не изменили вашу привычку?
— Частично да… За четыре дня пребывания здесь бессонница посещала меня всего лишь два раза… Вот и сегодня я ожидаю ее.
— Интересно! Очень интересно!.. Правда, это невропатологическое явление, которым я обычно не занимаюсь… Но у меня есть хорошее проверенное средство, — сказал Лучинский.
— Которое вы хотите мне предложить? — спросил
Антонов.
— Да. Я сегодня же пришлю его вам. Принимайте по четыре раза в день… Надеюсь, что ваша бессонница не повторится, — сказал самодовольно Лучинский, надевая шляпу и направляясь к выходу.
* * *
На другой день после завтрака научные сотрудники, прикомандированные к экспедиции Антонова, собрались в своей комнате.
— Ничего не понимаю! Для чего ему потребовало возбуждать нервную систему у профессора?.. Таблетки Лучинского от бессонницы оказались наоборот сильным возбуждающим средством! — размахивая результатом химического анализа, возбужденно говорил Окунев.
— А может быть он ошибся?.. Как он привык это делать на шахматной доске и в море при ловле бычков? — Высказал свое мнение Зимин.
— Но тогда ему надо запретить врачебную практику… Ведь он своим клиентам может по ошибке дать яд, — сказал Окунев.
— А вы оставили Антонову лекарство Лучинского? — спросил Грачев.
— Конечно, нет… Я на всякий случай заменил его таблетками от кашля… Профессор кашляет, и они ему вреда не принесут… Придется установить наблюдение за «чудаком» Лучинским. Боюсь, как бы он чего-нибудь не натворил… Эта история со спасением дочери профессора у меня вызывает сомнения — не слишком ли это наивный прием для того, чтобы познакомиться с Антоновым и завоевать его расположение?.. Вот что! — после небольшой паузы, что-то обдумывая, сказал Окунев — Ты, товарищ Зимин, займись Тоней, а Лучинского поручаю тебе, товарищ Грачев. С выполнением этих задач надо торопиться, но так, чтобы не вспугнуть дичь.
ЗИМИН И ГРАЧЕВ ВЫПОЛНЯЮТ ЗАДАНИЕ
Галя Антонова тихо вошла в гостиную. То, что она там увидела, невольно заставило ее остановиться, сделать шаг назад и притаиться за портьерой. В комнате перед большим трюмо, под ритмичные звуки танца заведенной радиолы, какая-то фигура в светлом костюме выделывала самые уморительные па. По пышной светло-русой шевелюре и по-детски почти круглому лицу, густо покрытому веснушками, она узнала научного сотрудника Зимина.
Он, заметив в зеркало Галю, легкими быстрыми движениями очутился у двери.
— А! Галина Михайловна. Разрешите вас пригласить…
— Что-то вы рано растанцевались, Василии Петрович — ответила Галя, не дав Зимину закончить приглашение.
— Тренируюсь, — ничуть не смутившись, ответил Зимин. — Хочу сегодня вечером сходить в парк на танцы. Давно не приходилось заниматься этим спортом. Решил проверить — не разучился ли?
— Нет, пожалуй, не разучились… Только вы танцуете «стилем», а это сейчас не в моде.
— Это и хорошо, что не в моде… Значит, я скорее привлеку внимание.
— Чье?
— Тони… Вашей знакомой по плаванию… Говорят, что она очаровательна, — ответил Зимин.
— Да… Она не дурна. Но вы со своим «стилем» можете наломать дров… Современные девушки не любят «стиляг»… Разве этого вы не знаете?
— А вы мне не поможете, Галина Михайловна?
— В чем?.. Танцевать с вами «стилем»?
— Нет. Познакомиться с Тоней.
— Вот так-то лучше… Если хорошенько попросите — попробую.
— Очень, очень прошу, дорогая Галина Михайловна, — прижимая руки к груди, вкрадчивым голосом сказал Зимин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28