Пока я не приму положительное решение, мне оплачивают только ежедневные расходы. Эту работу без денег для выкупа я выполнить не в силах. Тем не менее конфиденциальности я не нарушу. Семья должна сама определить, в какой степени они хотят с вами взаимодействовать. Могу только сказать, что я посоветовал им сотрудничать. Если после той статьи в газете они не соберут требуемую сумму, графиня умрет. Пока похитители думают, что семья пытается наскрести необходимые деньги, даже если предельный срок пройдет, надежда остается. Пока существует эта надежда, они будут сохранять ей жизнь, иначе ничего не получат. Если похитители согласятся на меньшую сумму, они почти наверняка, получив деньги, убьют графиню. Преступники не захотят ставить под угрозу выгоду от будущих похищений. По моему глубокому убеждению, они сейчас выжидают, и, если семья станет сотрудничать с вами, вы можете использовать время ожидания в своих целях. На мой взгляд, нужно лишь отыскать хорошего информатора. Мне известно, что ваши люди в группе специального назначения — настоящие профессионалы.
— Да, несомненно.
— Значит, нужен подходящий информатор. Во время нашей предыдущей беседы вы упоминали о попытке одного клана приписать похищение другому, соперничающему клану. Есть надежда на то, что этим незаслуженно обвиненным бандитам что-то стало известно?
— Надежда, что им стало что-то известно, есть, надежды, что они сообщат об этом нам, нет. Они выходцы из Оргосоло, а там недели три требуется, чтобы арестованный признал — заметьте, не назвал! — свое имя. В Оргосоло считают, что лучшая защита — абсолютное молчание. Человека невозможно ни уличить во лжи, ни поймать на противоречиях, если он не открывает рта. Они говорят: «Из ничего не выйдет ничего».
— Похоже на цитату из Шекспира, кажется, «Король Лир», если школьные воспоминания мне не изменяют. — Англичанин встал. — Мне понятны и их точка зрения, и ваши трудности, но сейчас вынужден вас покинуть. Мой самолет вылетает через час с небольшим. Господин прокурор. Капитан.
Капитан, который в молчании наблюдал этот обмен любезностями, поднялся, чтобы пожать ему руку после Фусарри. Англичанин вел себя подчеркнуто корректно. Безукоризненность манер подвела его лишь на секунду, когда, словно ниоткуда, перед ним возник инспектор Гварначча и тоже протянул руку.
— А, вы тоже здесь! Прошу прощения. Не заметил вас в углу, думал, это какой-нибудь охранник…
— Да, я здесь.

Всего лишь найти подходящего информатора!
Когда дверь закрылась, Фусарри рухнул назад в кресло, глубоко и шумно вздохнул и, подавшись вперед, уставился на капитана ясным взглядом:
— А ведь там каждому сардинцу известно, где она, ведь так?
— Более или менее.
— Но более или менее нам не подходит. Более или менее ее убьет. Мы должны знать точно.
— Да.
Фусарри откинулся на спинку. На минуту в кабинете повисло молчание. Затем он медленно повернул голову туда, где сидел инспектор, громоздкий и молчаливый.
— Кому это точно известно, а, инспектор? — спросил прокурор.
Инспектор неловко поерзал под его взглядом, посмотрел на свои руки, фуражку, ботинок, потом ответил:
— Надо спросить у Бини.
— Бини? Маэстренжело, кто, скажите на милость, этот Бини?
— Из местных карабинеров.
— А-а…
— Бини, — продолжил инспектор, — знает Салиса. И его жену. Жена Салиса не одобряет похищения людей.
— Счастлив это слышать, — отозвался Фусарри в некотором недоумении. — Вы что же, хотите сказать, что она может стать информатором, пусть даже против вражеского клана?
— Нет-нет… Она так не поступит.
— Она, как я понимаю, тоже из Оргосоло?
— Думаю, да. Бини уточнит.
— Тогда, инспектор… — Фусарри попытался поймать взгляд капитана, но ему это не удалось, — навестите-ка своего коллегу Бини.
— Да, разумеется, — сказал инспектор. — Если позволите, я отправлюсь прямо сейчас. После этой статьи времени осталось очень мало.

Бини был болен гриппом. Может быть, по этой причине он вел себя необычно тихо, пока колеса джипа вздымали пыль и песок по дороге. Инспектор глядел в окно на высокие темные горы, чьи плоские вершины терялись в клубах облаков. Несколько капель упали на ветровое стекло, но всерьез дождь не пошел. Время от времени Бини чихал и извинялся:
— Простите, ужасный грипп.
Время от времени инспектор вздрагивал, глядя на горы, и ничего не говорил.
Когда они прибыли, машины со срезанным верхом во дворе не было, собачья конура по-прежнему пустовала, грязная миска валялась вверх дном рядом. На веревке сушилось белье, неподвижное в сером воздухе. Несмотря на пасмурный день, в окне кухни не было видно света, хотя наружные ставни были открыты.
— Она дома, — чихнув, сказал Бини.
Он вылез из джипа, инспектор последовал за ним, бросив взгляд на овчарню слева, где когда-то, навострив уши в ожидании опасности, словно собака, спал мальчик-пастух. Его похоронили, собака все еще лежит в холодильнике морга. Салис сам решал свои проблемы. Сейчас ему известно только, что Пудду его подставил, и вот теперь его земля и его люди стали объектами для поисков и слежки. Конечно, Салис знал, что именно полиция успела обнаружить. Лишь одно было ему неизвестно — что к этому времени карабинеры уже поняли, почему все это оказалось на его территории.
Бини слегка постучал в окно и открыл дверь кухни:
— Разрешите?
Женщина не ответила, заранее решив не тратить слов. Топилась печь, и, повернувшись к ним спиной, она подложила дров и закрыла дверцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74