Дул легкий нежный ветерок, и поэтому работы с парусами было немного. Мужчины рыбачили, снимая с крючков переливающихся всеми цветами радуги рыбок с незнакомым вкусом.Путешествие, таким образом, доставляло настоящее удовольствие.Зефирина размышляла о том, что прошло уже две недели, как они отплыли из Гомеры. Жизнь на борту корабля протекала самым приятным образом: три мессы в день (Зефирина свыклась с этим), ужин под аккомпанемент виолы, ночь в объятиях Кортеса.Зефирина позволила себе расслабиться и даже не стыдилась этой сладостной лени. Ее убаюкивало мерное покачивание судна, она забыла о прошлом, не думала о будущем, оказавшись между небом и водой. Ей казалось, что она, как Улисс, будет плавать всю свою жизнь.Будучи неопытным мореплавателем, Зефирина понятия не имела о том, что хорошо знали моряки: как обманчива эта притягательность моря, этот зов сирен.– Мессир Кортес оказался прав, сеньора, вы принесли нам счастье… Не припомню такого спокойного плавания, – заметил Кристобаль, пересекавший океан уже в третий раз.Зефирина, обменявшись несколькими фразами с картографом, беседы с которым очень ценила, отправилась вместе с Плюш в свою каюту.– Saumon! Saucisse! Sardine! Крошка! Красотка! Киска! (фр.).

Через открытый иллюминатор в каюту впорхнул Гро Леон. Перья у него на голове были взъерошены, казалось, птица чем-то очень взволнована.Зефирина заткнула отверстие промасленной бумагой, чтобы галка осталась внутри. Зефирину беспокоили эти постоянные перелеты с одного места на другое. Более того, она заметила, что Гро Леон где-то ворует пищу и носит ее в клюве на галеру.Предоставив мадемуазель Плюш приходить в себя после прогулки за бокалом токайского, по своим размерам больше напоминавшим кувшин, Зефирина постучала в дверь капитанской каюты.– Входи, моя драгоценная голубка!Кортес был один. Он протянул к ней руки. С каждым днем конкистадор, похоже, все больше терял голову, и Зефирина должна была признаться, что и сама не на шутку поддалась обаянию корсара.– Я хотела бы задать вам один вопрос, Кортес… – начала Зефирина.– Иди сюда, моя драгоценная газель. Кортес притянул ее к себе на колени.– Я хочу говорить серьезно…– А разве это не серьезно?Под юбкой Кортес нащупал ее коленку. Выскользнув из его рук, она выпрямилась и, глядя в иллюминатор на другие корабли флотилии, спросила адмирала:– Кортес, как вы узнали, что князь Фарнелло в Барселоне?Чтобы пощадить конкистадора, она не сказала «мой супруг». Но Кортес не дал ввести себя в заблуждение.Приблизившись к Зефирине, он положил ей руки на плечи, вынудив обернуться и поднять голову.– Ломбардский Леопард? Этот кривой великан? Ты все время думаешь о нем, – заявил он, всматриваясь в ее зеленые глаза.– Это мой муж, отец моих детей, – запротестовала Зефирина, не моргнув и глазом.Влюбленному мужчине никогда не доставляет удовольствия говорить о «другом».Кортес не являлся исключением. Он отвернулся и ворчливо проговорил:– Послушай, Зефирина, я не могу назвать точного источника, но такой человек, как князь Фарнелло, слишком значительная фигура, чтобы исчезнуть… – Кортес щелкнул пальцами, – вот так… Он оставляет следы. Да будет тебе известно, мои сведения идут с самого верха… из окружения императора… Словом, от одного из самых близких ему людей!– Дон Рамон? – недоверчиво спросила Зефирина.– Да, – признался Кортес. – От дона Рамона де Кальсада собственной персоной. Тебе известно, какое он имеет влияние. На дороге в Толедо, где я встретил его, возвращаясь из Мадрида, в обмен на одну небольшую услугу он мне поведал, что благодаря его заступничеству перед Карлом V смертная казнь заменена твоему супругу на пожизненные работы на галерах, а именно на «Санта Крус» из Барселоны… Ты, наверное, вскружила ему голову, этому бедному дону Рамону… уж не поужинали ли вы вместе накануне? – коварно осведомился Кортес.«Этот предатель Рамон знал и не сказал мне, опасаясь, что я брошусь разыскивать Фульвио…»– На «Санта Крус», – повторила Зефирина, оставив без внимания неприятный для нее вопрос Кортеса.Она смотрела вдаль, на галеру «Консепсион», чьи огромные весла ритмично рассекали морскую гладь.«Я сошла с ума», – подумала Зефирина, протирая глаза. Изменив курс, галера больше не двигалась в общем ряду флотилии, но направлялась прямо к флагманскому кораблю.Прежде чем Зефирина успела что-либо произнести, в дверь постучали.– Мессир Кортес, у «Консепсион» неприятности… Это Педро де Кадикс пришел предупредить адмирала.– Какого рода?– Они подняли сигнал бедствия.Кортес взял подзорную трубу.– С виду на борту все в порядке.– Капитан Фернандес просит личной аудиенции у вашей милости, чтобы известить о государственной измене.– Измена! Черт! Посигнальте ему, Педро…Кортес посмотрел на клонящееся к закату солнце.– Ночью мы ляжем в дрейф, пусть вышлют шлюпку, Фернандеса мы примем вечером… Пригласите его на ужин. Извините нас, дорогая.И с этими словами Кортес вышел из каюты в сопровождении Педро де Кадикса. Оставшись одна, Зефирина схватила подзорную трубу, которую не сразу удалось отрегулировать. Наведя ее на галион, она принялась внимательно изучать судно.Моряки убирали паруса с фок-мачты. Галера замедлила ход.Взгляд Зефирины скользнул по палубе, по задней рубке, более удлиненной, чем на галионах. Зефирина знала, что это возвышение называлось на галерах «каретой» или «алтарем» и соответствовало парадису на галионах и каравеллах. Над ним колыхался большой красно-золотой тент.Это был командный пункт, место для избранных, где обычно собирались офицеры, спасаясь от зловония, исходившего от каторжников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113