По мере того как поезд ускорял движение, учащалось дыхание кондуктора и повышался газообмен. Годы работы на холоде пробудили у него процессы, несвойственные тем, кто неизменно пребывает в пределах своего искусственного климата. Между обменом веществ у испытуемого и у животных, приспособленных к низким температурам, не было коренного различия.Опыты на площадке товарного вагона продолжались. Иной раз физиологи сопровождали испытуемого или снаряжали его на станции Сортировочная всем необходимым, а сами дачным поездом спешили в Любань. Там они встречались, снимали маску и уносили с собой мешки.Возвращаясь однажды на тормозной площадке в Ленинград, Слоним и его помощница наблюдали нечто удивительное. Обмен веществ у кондуктора, вначале высокий и устойчивый, по мере приближения к станции Сортировочная начинал снижаться. Холод и ветер свирепели, измученные физиологи едва держались на ногах, а кондуктор расстегивал воротник шинели, ему становилось жарко, хотя теплота его тела едва достигала тридцати шести градусов. Что же случилось? Какое тепло и откуда неожиданно обрушилось на кондуктора?Позже все разъяснилось: тепло это находилось вне испытуемого – в комнате отдыха, к которой поезд все ближе подходил. Пока товарный состав следовал в сторону от Ленинграда, обмен у испытуемого нарастал. Словно предугадав грозящее организму охлаждение, высшие нервные центры посылали импульс за импульсом: «Дышите глубже и чаще, ускоряйте распад веществ, выделяйте больше тепла». По мере же приближения к Ленинграду, где кондуктора ждали кров и тепло, физиологическое состояние менялось. Потребление кислорода становилось меньше и меньше, обмен веществ падал, хотя температура тела снижалась. Этот поворот в центральной нервной системе был вызван временной связью; она возникла между помещением для отдыха и теплорегулирующим аппаратом коры головного мозга.Физиологи решили проверить эти выводы на себе. Они отправились по тому же маршруту в Любань и возвратились на Сортировочную. Слоним и его помощница находились в удобном вагоне пассажирского состава и не были связаны с какой-либо работой. Пока поезд следовал от Ленинграда до Любани, газообмен почти не изменялся. Иначе происходило на обратном пути: по мере приближения к городу потребление кислорода снижалось, хотя температура оставалась прежней. Организм как бы учитывал, что путешествию приходит конец, близится теплый кров, и сдерживал процессы распада, сокращал накопление тепла.Кора головного мозга, должно быть, учитывает все перемены, которые нас ждут: и приближающийся конец рабочего дня, и возвращение домой после утомительного перехода или долгого пребывания на холоде или жаре. Временные связи становятся сигналами для снижения обмена до наступления отдыха, до перехода из одной температуры в другую.– Как вы полагаете, – спросил как-то Слоним свою помощницу, – откуда черпает свою тепловую устойчивость наш кондуктор? Какие раздражители пробуждают к деятельности его химическую регуляцию и ускоряют обмен веществ: действие ли ветра, движение ли поезда или само время, установленное для отъезда?Она осталась верной себе и решительно отвергла все его догадки.– Ни то, ни другое, ни третье. Сама тормозная площадка образовала временную связь с регуляторами теплообмена и управляет ими.В этом возражении было все, чтобы задеть ассистента: и резкое нежелание с ним согласиться, и уверенный тон, непоколебимый, как сама истина.– Вы могли бы доказать, – спросил он ее, – что обмен веществ у кондуктора интенсивней на площадке, чем на земле?– Доказать? Над этим надо подумать. Впрочем, можно попробовать.Через несколько дней Понугаева располагала уже доказательствами, что потребление кислорода и выделение тепла у кондуктора неодинаково на площадке вагона и за ее пределами. «Рабочее место» поднимало газообмен и ускоряло образование тепла в организме.– Я думаю, – заметила ободренная успехом сотрудница, – что, если испытуемого усадить подальше от площадки, он, как и мы, будет мерзнуть на холоде. Он только и герой на своем капитанском мостике.В этом утверждении была своя логика, и трудно было с ней не согласиться. Слоним и на этот раз уступил. Годы общения с Быковым научили его видеть в чужом суждении задатки подлинной истины.– Не возражаю, – одобрил он ее, – будьте только осмотрительны с методикой.Она выбрала для опыта небольшой дворик, защищенный от ветра, и в морозный день, когда столбик ртути упал до минус восемнадцати, посадила кондуктора во дворе. Верная своему правилу служить контролером в работе, она уселась возле испытуемого. Прошло немного времени, и кондуктор стал жаловаться, что ему невмоготу, он замерзает, а спустя два часа, не вытерпев, поднялся с твердым намерением уйти.– Замерзаю, не могу, увольте, – не слушая ее обещаний и уговоров, повторял он, – сил нет сидеть.У кондуктора были серьезные причины для жалоб: газообмен у него почти не нарастал, организм, так успешно справлявшийся с холодом на площадке вагона, здесь ему словно изменил…Весной того же года на одном из съездов санитарных медиков Слоним мог убедиться, что проделанные им опыты не прошли без пользы для врачей. Они давно уже в своей практике отметили, что кондуктора товарных поездов редко болеют гриппом, между тем как машинисты и их помощники, работающие обычно в тепле, склонны к простуде. Никому в голову не приходило, что люди на открытой площадке вагона лучше защищены от переохлаждения, чем те, кто находится у огня паровозной топки…Дальнейшие опыты проводились без участия Слонима. Ассистент в ту пору был занят другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161