Разве можно было исключать, что преступник может оказаться достаточно опытным и дальновидным, чтобы предусмотреть и этот вариант? Он может взглянуть на цепочку, рассмеяться и добродушно заметить: "Но, бай Страшимир, это ведь не моя цепочка, моя была, как бы это сказать…" И подождать, пока тот сам ему эту цепочку опишет. Успокоенный, обрадованный (какой камень свалился с души!), Максимов признается: "Да, не твоя, конечно, ты уж извини! Мне так хотелось подарить тебе что-нибудь на именины. А что до настоящей цепочки, то о ней спроси моего сына. Продал ее негодник в комиссионный. Ради бога, не сердись на меня!" "Ну вот еще, о чем ты говоришь?" – любезно отвечает преступник, обдумывая все слова и действия Максимова вплоть до его признания и пытаясь понять, искренен тот или все это лишь ловкий трюк? Теперь, будучи уже настороже, он думает о том, какие меры можно предпринять. У него есть две возможности: во-первых – неожиданно исчезнуть, а во-вторых – избавиться от нежелательного свидетеля, как он сделал это с Половянским. А если Максимов действует не в одиночку, если его поступок лишь звено в цепочке действий, разработанных милицией? Все равно, главное – не попадаться к ним на удочку! "Нет, это не та цепочка!" Стоит Максимову увериться, что я действительно Петр Чамурлийский, и эти типы от меня отвяжутся. Тогда я спокойно смогу продолжать работать. Хотя лучше всего, конечно, исчезнуть. Кто мне может дать гарантию, что они не пронюхали про то, чем я здесь занимаюсь. Как видите, – сказал старший лейтенант, – прежде чем приступить к действиям, я обдумал все до мельчайших подробностей, взвесил все "за" и "против" и пришел к выводу, что бояться нам нечего. Уверившись в этом, я отправился по ювелирным мастерским на поиски цепочки. Теперь… теперь все мне видится совсем в другом свете, – с запинкой проговорил Пырван. – Во всем виновен Страшимир Максимов. Сам бы я ни за что не справился. Поэтому я вас здесь поджидал. Решил хоть до утра стоять, но вас дождаться.
– Значит, я все-таки понадобился, – сказал я, стараясь выглядеть как можно веселее, хотя на душе у меня скребли кошки – верный признак того, что я начал снова сомневаться в Пырване.
Он словно почувствовал, что со мной происходит, – взглянул на меня и потупился. Голос его звучал неуверенно.
– Я хотел преподнести вам сюрприз – вот и все! Мне было ясно, что вам нелегко, что дела наши почти зашли в тупик…
Он явно ждал от меня ответа, но я продолжал упорно молчать. Мне хотелось высказаться, наговорить ему резкостей, но я молчал, рассматривая тлеющий краешек своей сигареты. Пусть он сам осознает, что наделал, пусть сам поймет, какие ужасные предположения могут возникнуть даже у самого непредубежденного человека.
Начнем со сравнительно невинного: увлеченный своей великой идеей, уверенный в ее непогрешимости, он забывает о всяческой осторожности. Забывает о том, что нельзя самовольничать, что один раз его уже об этом предупреждали и теперь непременно накажут, что без приказа начальника ни одного шага предпринимать не положено… А может быть, он боялся, что я не одобрю его плана? Предположим, он дождался меня и терпеливо, как подобает, изложил свой план. (Что вы на это скажете? Ведь всё обдумано!). Однако я отрицательно качаю головой, и все идет к чертям. Нет, Пырван не так глуп. Как только он убедился, что план его безупречен, он решил больше не ждать. К чему здесь долгие обсуждения! Консерваторы, бывало, и более блестящие идеи душили в зародыше. И все же, может быть, это значит, что он меня не уважает, не доверяет мне и в душе считает, что мне до него далеко? Вы уже отказались от одного моего проекта, помните – насчет Сони и ее баскетболиста, – но теперь, уж извините, а я знаю, что делаю. И прекрасно, что вас нет сейчас в городе. Сделаю дело, а потом наказывайте меня, если желаете, – мне все равно. Победителей не судят. Все будут говорить: ах, это тот самый Пырван Вылков, кто бы мог подумать? Уж тогда-то обо мне узнают не только в Управлении, будут сравнивать меня с Аввакумом Заховым, со знаменитыми советскими разведчиками. Какое сладкое слово «слава»! Ради чего еще живет на стоящий спортсмен, ради чего отдает он столько времени и сил тренировкам, проливает семь потов, тратит нервы, ограничивает себя во всем, отказываясь от самых элементарных радостей? Именно ради славы! Что на свете может сравниться с ней? Она слаще любви, дороже дружбы, денег, здоровья. Зачем человеку здоровье, если его никто не замечает? Посредственность среди таких же посредственностей или яркая звезда на темном небосклоне, ослепляющая своим блеском миллионы влюбленных в романтику глаз? А звезда может быть звездой, только если ни с кем не делится своим блеском, иначе она превратится в жалкую планетку, в холодную луну. Слава только тогда может быть настоящей, когда принадлежит тебе одному. В этом преимущество индивидуальных видов спорта. Можно достичь вершин мастерства в баскетболе, но имя твое будут произносить с гораздо большим уважением, если ты станешь чемпионом даже в таком смешном виде спорта, как спортивная ходьба. А я в баскетбол не играю, потому и не обратился за помощью ни к майору, ни к капитану. Я борец, и моя победа зависит от моих собственных мускулов, как у волка-одиночки. Потому и фамилия-то у меня такая – Вылков. Даже мой любимый прием и тот называется «волчий капкан!» Так вот, я ему поставил капкан, и он попался. Чего же тут еще разговаривать? Остается только пойти и взять его.
Я затоптал наполовину недокуренную сигарету и закурил новую. Молчание длилось дольше, чем нужно.
– Ну, и что же произошло дальше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70