– Ты смотри, как бы мы тебя самого в рай не отправили!
– Весьма кстати. Хоть одно доброе дело за вами будет. Заранее благодарствуем…
Жандармы приумолкли, наступило замешательство – появился их начальник. Уж этот никому спуску не даст, его по кривой не объедешь! К тому же он сразу узнал Дьяволенка, да и обстановку сумел оценить – отвлекая их разговорами, партизан мог ускользнуть прямо из-под носа.
– Это что за комедия, чего рты раззявили?!… Эй, хватит выпендриваться, давай быстро назад. Считаю до трех! – Голос его звучал резко, словно удары хлыста. – Стой, стой! Ни с места, стрелять буду…
Прогремел выстрел, беглец почувствовал, как что-то обожгло его в паху и на секунду потерял равновесие. Собрав последние силы, он снова в струнку вытянул раненое тело, а потом медленно и грациозно, словно соскакивая с брусьев, полетел в пропасть.
В долине еще не стихло эхо выстрелов, когда Дьяволенок нырнул в серебристый туман, вниз, в волны горной речушки, которая в предсмертном забытье представлялась ему огромным, ласковым сине-зеленым морем.
Я встал, подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. Над церковкой плыли облака. Понял ли он, что умирает? Не верю, не хочу верить! Он был сама жизнь, он и сегодня здесь, рядом со мной. Он – моя бодрость, моя улыбка, ему я обязан тем, что научился доставлять себе маленькие радости и спокойно относиться к неприятностям. Он стал частью моего "я", а я даже не отдавал себе в том отчета, не сознавал, не понимал, чем я ему обязан… Обязан? Да, генерал мог рассчитывать не только на свой последний козырь. Завтра он обещал прислать мне какие-то материалы, скорее всего дифирамбы своему протеже, борцу, чемпиону Европы. Что ж, я их прочту внимательно, попытаюсь вникнуть в их суть, чтобы представить себе человека, с которым мне, может быть, придется работать. Однако сейчас для меня важнее предпоследний, именно предпоследний козырь генерала, он поможет довести эту игру до конца, хотя дело идет трудно и я абсолютно себе не представляю, как можно сравнивать этих двух спортсменов – живого и мертвого.
Да, сильный козырь припас генерал, заставил меня вспомнить о Дьяволенке, о друге, товарище, о ярком самобытном таланте, который мог бы стократ умножить спортивную славу Болгарии. Он исподволь заставил меня осознать свой долг к погибшему, к тому, что было ему особенно дорого, а следовательно, осознать и долг ко всем тем, чьим призванием стал профессиональный спорт.
Мой кабинет, казавшийся таким тесным в первые минуты после телефонного разговора, вдруг стал увеличиваться в размере, превращаясь в давно забытый школьный гимнастический зал, где мы выступали перед городской публикой. И тут я впервые за много лет, как живого, увидел Дьяволенка рядом с собой, услышал его шепот: слушай, какой я придумал номер, отцы города, эти немецкие прихвостни, взбесятся от злости.
Да, сильный козырь приберег генерал. И вот я стою здесь у окна, наверное, остался один во всем зданий. Стою и не ухожу, хотя жена заждалась, не гасит света и не ложится, она всегда думает, что со мной что-то случилось. Когда я вернусь, с порога начнет расспрашивать и не поверит, что я ничего особенного не делал. Ей вечно мерещатся темные закоулки, где прячутся вооруженные до зубов враги. Сглупил я в позапрошлом году в Венеции, не надо было водить ее на тот фильм про Джеймса Бонда. Хотя сегодня, к великой своей радости, я, пожалуй, смогу ее чуть-чуть успокоить, сообщив, что скоро у меня появится телохранитель. "Да, да, я не шучу, сам генерал печется о моей драгоценной шкуре. А знала бы ты, что за человека мне подобрали, совсем бы от сердца отлегло. Чемпион Европы по вольной борьбе! Силища, мускулы, а уж приемов знает – миллион. Сделаю его своей тенью, на что еще может сгодиться борец?"… Нет, Дьяволенок, твоей памяти я не изменю! До сих пор случалось, но теперь все – обещаю! Ради тебя я соглашусь взять этого борца. Рядом со мной он будет расти, и в скором времени к его титулу прибавятся еще два – олимпийский чемпион и чемпион мира. Его имя прогремит на всех языках. Я постараюсь по мере сил напутствовать подчиненного, он всегда будет ощущать мое плечо, я научу его быть расчетливым и хладнокровным, помогу обуздать юношескую порывистость, которая скорее вредит, чем помогает в борьбе. Одним словом, возьму на себя роль тренера-психолога, никакого времени не пожалею, лишь бы знать, что он совершенствует, шлифует свое мастерство. Разведчика я из него не сделаю – это ясно, да и генерал с меня этого и не требует, несмотря на убедительное "…он же вкалывать будет, пойми!" Зато у него будут все условия для правильного спортивного развития, это я гарантирую. Может, так я оплачу хотя бы часть своего долга Дьяволенку, искуплю старые и новые прегрешения против тог о, чему он был предан всей душой.
На следующий день рано утром генерал (серьезный человек!) прислал мне с нарочным личное дело борца и записку, в которой просил позвонить сразу же по прочтении материала. Я, однако, не торопился: мне надоело просматривать личные дела, бог знает кем составленные; к тому же, обычно изучаются личные дела сомнительных типов. Я же, в конце концов, уже решил, что беру его.
На работе меня закружила обычная карусель, и личное дело борца пролежало на моем письменном столе нетронутым до вечера, когда зазвонил телефон и в трубке послышался голос генерала.
– Ну что, прочел? – спросил он меня без предисловий.
– Да как сказать… да, то есть нет… очень интересно.
– А я что говорил! Я тебе кого попало не пошлю.
– Да, да, говорили. Спасибо, – промямлил я смущенно и, затаив дух, ждал других вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70