Али-эфенди спросил:
– Откуда ты взялся, Шабан Ахмед?… Ты же уехал с обозами вперед…
– Я из верхнего бивака, из штаба… – Шабан Ахмед тяжело взобрался на телегу. – Привез депеши Февзи-паше…
– Где сейчас штаб?
– Возле Джуранли, за дорогой в Ени-Заару.
– Сулейман-паша там?
– Там… Здесь будет завтра… Ему ни к чему торопиться… Реуф-паша взял сегодня Ески-Заару… Сейчас все двинемся к Казанлыку, а оттуда через Шипкинский перевал нанесем им удар и сбросим в Дунай…
И Шабан Ахмед, пыхтя и ворочаясь, стал укладываться. Но Али-эфенди окончательно проснулся. Сел и закурил с явным намерением продолжать разговор.
– А Осман-паша где? – спросил он, затянувшись. Огонек ярко вспыхнул во мраке.
– В Плевене. Оттуда отрежет путь русским… – авторитетно заявил Шабан Ахмед.
– Хорошая взбучка ждет неверных! – Али-эфенди злорадно засмеялся.
– Аллах знает, что делает! – отозвался Шабан Ахмед, явно желая закончить разговор.
Возле костров все реже мелькали силуэты людей. Тихо потрескивая, догорали головни.
Утром первый человек, кого они увидели у соседнего шатра, был вчерашний офицер. Он был чисто выбрит, черная бородка аккуратно подстрижена, вид у него был свежий и представительный.
Подойдя к нему, Рабухин деловито произнес:
– Господин, мы должны послать свои корреспонденции в газету. Дайте нам возможность сделать это.
– Конечно, – отозвался турок, – но передать материал вы сможете в Карабунаре или – еще лучше – в Тырново-Сеймене. В Ески-Зааре вряд ли работает телеграф, – добавил он, мрачно усмехнувшись.
Тогда, пожалуйста, распорядитесь, – невозмутимо продолжал Рабухин, – чтобы нас обеспечили транспортом до места, где мы могли бы воспользоваться телеграфом…
– Пока это невозможно, – сказал турок, – движение на дорогах временно приостановлено. Командующий проедет по всем бивакам, чтобы приветствовать войска перед походом к Балканам.
– Долго ли это продлится? – спросил Рабухин.
– Вряд ли… Может быть, час-два… Для вас тоже было бы интересно увидеть маршала Сулейман-пашу, – прибавил офицер, собираясь войти в шатер.
Рабухин посмотрел на Грозева, и оба молча отошли. В лагере действительно наблюдалось необычайное оживление.
Телеги оставляли центр бивака, в нижнем краю поляны строились батальоны.
Кавалеристы чистили коней, подтягивали подпруги, осматривали амуницию. Немного погодя где-то за шатрами запела труба. Гомон усилился, солдаты, перекидываясь на ходу словами, направлялись к поляне в центре бивака.
За строем пехоты и кавалерии в беспорядке расположилась солдатская масса; это живое море шумело и волновалось, угрожая искривить ровную линию строя, которую с таким трудом установили сержанты.
– Мы тоже должны пойти, – сказал Рабухин. И тихо добавил: – Если собираемся незаметно улизнуть…
Вновь послышались звуки трубы. Забили барабаны. Суета прекратилась. Влево от шатра встал Февзи-паша. За ним – несколько офицеров, в том числе и высокий капитан. Увидев корреспондентов, он кивком подозвал их. Рабухин и Грозев молча встали перед строем. Пространство позади них было плотно заполнено рядами солдат.
В верхнем краю поляны появилось несколько всадников. Оглушительно забили барабаны. Февзи-паша пришпорил коня и устремился навстречу командующему и его свите. Затем все спешились и направились к построенному войску. Грозев пристально смотрел на приближающуюся группу.
Впереди шел Сулейман-паша – плотный, среднего роста человек с живыми, энергичными движениями. Он немного прихрамывал.
Грозев перевел взгляд влево и вздрогнул. Рядом с Сулейман-пашой в парадном мундире шагал Амурат-бей.
19
Христо-Жестянщик провел беспокойную ночь.
Проснулся он рано, прислушался. По мощенным булыжником улицам со стороны Марицы раздавались шаги людей, вставших спозаранку. Издали доносился скрип телег. Жестянщик встал, свернул постель, взглянул на пакет, лежавший под столом.
– Кажись, дело будет сделано сегодня, – на губах его появилась хитрая усмешка.
Затем он сел у окна и снова развернул план, который начертил ему Димитр Дончев: там было указано, как проникнуть в склад постоялого двора Меджидкьошк, как, заложив взрывчатку, меньше чем за три минуты выбраться обратно, перескочить ограды задних построек и оттуда по узким улочкам кратчайшим путем достичь квартала Мараша.
Христо все было ясно до мельчайших подробностей, но когда он думал о предстоящем деле, в ушах звенело, словно позади уже раздался страшный взрыв. И в мрачном подземелье каменного города он воспринимал это как надежду, как избавление.
Жестянщик скучал по Белово. Он мучительно переживал не только свое одиночество. Ему казалось, что в страданиях людей, пожарах, погромах, поражении восстания есть и его вина. Поэтому последние дни Христо жил в лихорадочном возбуждении, словно взрыв должен был все сразу изменить – возвратить людей в их дома, вернуть покой его душе.
В дверь кто-то тихо постучал. Жестянщик открыл засов. Перед ним стоял Дончев.
– Доброе утро, Христо, – Дончев пожал ему руку. Вслед за ним вошел Искро.
Дончев огляделся, но не увидел ничего подозрительного. В подвале царили тишина и полумрак.
– Сегодня вечером! – произнес он, садясь у стола и вытаскивая кисет с табаком.
– В котором часу? – спросил Христо.
– После вечерней смены караула. Пока новые караульные еще не освоились на посту…
Дончев закурил цигарку, потом протянул кисет Жестянщику. Глубоко затянувшись, сказал:
– И все же неплохо бы подождать Грозева до завтра…
В голосе его чувствовалось колебание, он вопросительно взглянул на Искро.
– Докуда ждать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130