Наездница в амазонке, с превосходством взирающая на мир? Сейчас перед собой он видел взволнованное существо, впервые испытавшее сильное чувство и испугавшееся этого…
Борис подошел к раскрытому окну. В душе его бушевало пламя чувства, в котором он боялся себе признаться.
Последний аккорд растаял в воздухе. София неподвижно застыла у фисгармонии.
И сразу же люди зашумели, задвигались, возбужденные прекрасной игрой. София встала и поклонилась – смущенная и счастливая. Глаза ее искали Грозева. Лицо пылало.
Адельбург первым приблизился к девушке и поцеловал ей руку. Потом подошел к инструменту и, откинув полы фрака, уселся на стул.
– Я буду играть для вас, милая Софи, – сказал он девушке и прикоснулся к клавишам. Легкая, чарующая мелодия поплыла в воздухе. Консул играл с видимым удовольствием.
Лакеи быстро убрали стулья, отодвинули диванчики к стенам. Аргиряди подошел к дочери. Он поцеловал ее в лоб и церемонно поклонился, приглашая на танец. Она нежно положила ему на плечо руку – и они закружились по натертому паркету. В свое время Аргиряди учился светским манерам во Франции, к тому же врожденное чувство гармонии помогало ему быть умелым и изящным партнером.
Амурат-бей пригласил госпожу Адельбург, Никос Апостолидис – мисс Пиэрс. Через головы других Грозев увидел, что Павел танцует с Жейной.
Грозев ощущал ласковое дуновение ветерка на разгоряченном лбу. И все же, не было ли это все игрой, мимолетным увлечением, капризом, которому оба подчинились, не отдавая себе отчета? Что их связывало друг с другом? Да и что вообще их могло связывать?
– Вы почему не танцуете? – остановился рядом с ним Жан Петри. – Или предпочитаете предаваться грезам? – И, не дожидаясь ответа, слегка опьяневший журналист продолжил: – Я хочу попрощаться с вами. Мне нужно уйти пораньше… Отсюда я отправлюсь в консульство, чтобы распрощаться с нашим консулом, господином Дозоном. Не знаю, примет ли он меня… Жирный, неповоротливый петух… Но знаете, бей чем-то встревожен… Наверное, русские разнесли в пух и прах несколько турецких батальонов под Мачином… Амурат посулил им в скором времени дать крупповские пушки, которые якобы должны скоро прибыть… Иллюзия времен Франко-прусской войны… Что ж, пушки Круппа – отличное, грозное оружие, я не отрицаю… Но в настоящее время лучшим оружием для турок остается Коран… Но сей фантазер никак не поймет этого и все бредит какой-то модернизацией армии… Наивный мечтатель… Вообще, должен вам сказать, что здесь удивительно много наивных людей…
Жан Петри посмотрел на часы, потом долгим взглядом оглядел собравшихся и протянул руку Грозеву:
– Ну, мой друг, прощайте. Желаю вам успехов…
– До свидания, господин Петри, – Борис крепко пожал ему руку.
Вальс окончился, и танцующие медленно разошлись по местам. Господин Адельбург заговорил с Лукой Христофоровым. Было видно, что замечания учителя доставляют ему удовольствие. Потом он вновь повернулся к фисгармонии и заиграл новый вальс.
При первых же звуках София, сидящая на диване рядом с госпожой Адельбург, пробежала взглядом по залу, разыскивая Грозева. Он стоял у камина, повернувшись ко всем спиной, и закуривал сигарету. София почему-то была уверена, что он почувствует ее взгляд и подойдет к ней. Но в этот миг кто-то остановился перед девушкой и сдержанно поклонился. София повернула голову: Амурат-бей приглашал ее на танец. Она встала и направилась к середине салона. За ними вышли Павел с мисс Пиэрс и Аргиряди с госпожой Адельбург.
Грозев залюбовался грациозностью Софии. Но в тот же миг почувствовал на себе чей-то взгляд – недалеко от него сидела Жейна. Ему стало неловко. Он погасил сигарету, подошел к девушке и поклонился. Она вспыхнула, и краска, залившая ее лицо, как будто выплеснулась на розовое платье из тафты, придав ему еще более яркий оттенок.
Жейна возбужденно дышала, даже слегка задыхалась – Грозев объяснил это болезнью девушки. Он старался держаться ближе к внешнему кругу танцующих. Отсюда он мог беспрепятственно наблюдать за остальными.
Амурат-бей танцевал превосходно. Ощущая под рукой гибкую талию партнерши, он вихрем носился по залу. Лицо Софии было бледным. Грозеву показалось, что после каждого круга она слегка поворачивала голову в ту сторону, где танцевали они с Жейной.
Когда музыка умолкла, София в сопровождении Амурата направилась к отцу. Грозев, проводив Жейну на место, вернулся к камину. А вдруг это очередной каприз избалованной барышни? Разве захочет она оставить свой мир и разделить с ним все беды и радости? И все же, преобладающей чертой ее характера было болезненное самолюбие. Оно скрывало подлинную ее сущность. Ему придется решительно сломить это самолюбие, заставить ее отказаться от многого, связывавшего ее с этим миром…
В тот же миг Грозев заметил, что к нему приближаются Апостолидис и греческий консул Каравиас. На лице Георгиоса играла улыбка. Подойдя поближе, он любезно представил Борису своего спутника.
– Мы с господином Каравиасом хотели бы поговорить с вами о возможностях покупки табака у Восточной режии. Обычно мы скупаем табак в долине Марицы, и в этом году решили обратиться к посредничеству режии.
Грозев, скрывая досаду, сел на диван и повел с Каравиасом и Апостолидисом длинный разговор о возможностях предстоящего урожая и ценах на табак.
А господин Адельбург неутомимо продолжал играть. Мелодию вальса сменяли бравурные аккорды мазурки или игривые такты польки, которые были хорошо известны в Пловдиве. Все больше танцующих заполняло середину зала. Грозев даже заметил раскрасневшееся лицо Михалаки Гюмюшгердана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130