Где-то около полуночи Рабухин лег. Закурив, он продолжал говорить. Грозев ходил по комнате, и время от времени Рабухин видел на фоне окна его темный силуэт, всматривающийся в далекие огоньки города.
12
Атанас Аргиряди еще раз посмотрел на письмо, лежащее на столе.
– Теохарий! – позвал он.
В дверях показался секретарь.
– Возьми эти документы, – Аргиряди подтолкнул к нему папку, – и подготовь их за пару дней. В конце следующей недели я еду в Константинополь.
Теохарий аккуратно взял папку и молча стал ждать дальнейших распоряжений.
– А сейчас, – продолжал Аргиряди, – выпиши все обязательства гильдии в отношении меня и срочные векселя до конца года. Через несколько минут чтобы ты мне их принес…
Теохарий кивнул и бесшумно вышел из комнаты.
Аргиряди подошел к окну. Силуэты зданий в Тахтакале, низкие лавки и мастерские позади Куршумли утопали во мраке. Все давно разошлись по домам.
Он вернулся к столу, сел, прикрутил в лампе фитиль. Зеленый абажур приобрел опаловый цвет. Аргиряди чувствовал себя уставшим, слабым – и не только физически.
Рука случайно коснулась конверта на столе. Он снова посмотрел на письмо. Взяв его, прочел еще раз, задерживаясь на каждом слове, стараясь проникнуть в его глубинный смысл.
«Уважаемый господин Аргиряди!
Ввиду тяжелого положения с обеспечением населения страны продуктами питания и постоянно растущих трудностей по его снабжению оными созывается заседание государственного торгового совета.
В связи с этим необходимо, чтобы вы явились в Константинополь 15-го сего месяца».
Повернув конверт, Аргиряди посмотрел на большие зеленые печати, на которых ясно виднелись бесчисленные извилистые линии султанского герба. Потом поискал взглядом настенный календарь Ост-Индской компании. Было 3 декабря.
Аргиряди утомленно опустил голову на руку и задумался. Что все это значит? Торговый совет существовал уже давно. Он собирался на заседания раз в год, причем летом, для определения импорта и торговых налогов. Почему заседание решили провести именно теперь? Обычно в письмах указывалось точно, чем будет заниматься совет. Не напоминает ли все это случай со Стефаниди? Его загадочную кончину в Константинополе? Не означает ли это, что он может разделить судьбу Стефаниди?
Аргиряди оглянулся, словно боялся, что кто-то подслушивает его мысли. В слабом свете лампы предметы в комнате отбрасывали на стены причудливые тени.
В последнее время Аргиряди все больше охватывало равнодушие ко всему, что происходило вокруг. Единственное, о чем он думал сейчас с тревогой, была его дочь. Деньги, имущество и общественное положение, завоеванные в этом алчном и безжалостном мире тремя поколениями Аргиряди, неожиданно утратили для него весь смысл. Может, это действительно было так, а может, ему просто казалось – он особенно над этим не задумывался.
Мысли о Софии вселяли в его душу беспокойство и страх. Он не мог забыть своего разговора с ней у него в кабинете в тот весенний вечер. Ее слова еще долго звучали в его ушах.
Иногда он спрашивал себя, какое значение имеет та или иная кровь? Ведь повсюду рождаются люди. Что определяет человеческое в человеке? Какая национальная принадлежность может помешать человеку быть честным, справедливым, участливым?
В эти тревожные дни Аргиряди все более сознавал, что его колебания – плод не только размышлений, но и еще чего-то – некоей тайной силы, цепко державшей его в своих руках. Он не хотел назвать ее страхом, был уверен, что это не страх. И из хаоса, царившего в его душе, впервые родилась мысль: в жизни, отмеченной лишь успехами и изобилием благ, не может не быть какого-то жертвоприношения. И он ожидал своего жребия – чтобы у него потребовали жертву в качестве искупления.
Аргиряди встал и посмотрел в окно. Свинцово-серое небо низко повисло над Тахтакале. В этот холодный декабрьский вечер на улице ни души. Ветер, дувший со стороны Марицы, хлопал ставнями лавок, в свете фонарей улицы казались каким-то подземным лабиринтом. Он постучал в стену. На лестнице послышались быстрые шаги Теохария.
– Все собрал? – Аргиряди взял у секретаря папку, открыл ее и мельком просмотрел бумаги.
Теохарий стоя ждал.
– Насчет сегодняшнего вечера сказали, что все собираются у Кацигры. – Он посмотрел на Аргиряди. – Штилиян Палазов приходил два раза, чтоб напомнить. У Кацигры есть свои люди в одесских банках, и нужно решить, как туда перевести деньги из Константинополя…
Аргиряди собрал в кучу бумаги, зажал в кулаке и подошел к камину. Угли догорали.
– И что будут решать? – спросил он, не оборачиваясь.
– Кто сколько денег переведет, – ответил Теохарий, изумленно глядя на Аргиряди, рвавшего документы.
Усмехнувшись, Аргиряди бросил клочки бумаг в камин. Вспыхнуло яркое пламя, взметнулось до закопченного свода топки.
– Кто сколько денег переведет… – повторил он, подходя к столу. – И кто же им их переведет?… Князь Оболонский, акционеры одесских банков?… Гм…
– Господин Палазов сказал, чтобы вы непременно пришли… – произнес побледневший Теохарий. – Настаивал… Положение очень серьезное. Нужно спасти деньги.
Аргиряди надел пальто.
– Не бойся, Теохарий, – устало проговорил он, застегивая пуговицы пальто. – На этом свете погибают только люди. Деньги никогда не гибнут…
Он подошел к двери, взялся за ручку. Обернувшись, добавил:
– Закрой все и ступай домой. С завтрашнего дня ты будешь сам оформлять все оставшиеся счета.
Аргиряди открыл дверь. С темной лестницы на него дохнуло ночным холодом. Он на миг заколебался, потом переступил порог.
И тут снова вспомнил о письме, о судьбе Стефаниди, подумал о явном и тайном в этом мире и ощутил, как ветер, мороз, ночная тьма вновь вселяются в его душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130