До возвращения мотоциклистов туда не доберешься. Снять их с мотоциклов на расстоянии может только пуля. Подобрать потом, даже если с той стороны немцы откроют огонь, все же проще. Капитан вызвал к себе Мергена с винтовкой и двух автоматчиков. Вышли вчетвером за околицу и остановились возле старой развесистой березы, за которой начиналось болото, местами залитое водой, а кое-где зеленевшее кочками, поросшими осокой.
– Сколько метров до дороги, как по-твоему? – спросил капитан Мергена.
– Совсем рядом, шестьсот метров, – ответил стрелок.
– Шестьсот – это не очень-то рядом, – внимательно глядя на дорогу, заметил Воронов и объяснил задачу – Пробирайтесь через болото где ползком, где вплавь. Если Мергену удастся снять мотоциклиста, притащите «языка», – приказал он автоматчикам.
Мерген тем временем проверил винтовку, приспособил ее на старом пне возле березы и опустился на одно колено.
– Товарищ капитан, возвращаются! – почему-то шепотом доложил он.
– Ветер сильный, – озабоченно ответил капитан.
Мергену хотелось заверить командира, что все равно он попадет. Но не мог он нарушить добрую отцовскую традицию – не загадывать. И он промолчал.
Капитан не сразу услышал стрекот мотоцикла, а когда уловил долгожданный звук, это отразилось на его лице. Мерген заметил это и сказал:
– Хорошо, что ветер дует туда же, куда едут мотоциклисты.
– Чем же это хорошо? – спросил капитан.
– Отец так научил меня, – ответил Мерген неопределенно.
Стрекот мотоциклов вырвался на простор и заполонил всю окрестность. Капитан поднес бинокль к глазам и, с трудом сдерживая волнение, напомнил:
– Задача у тебя трудная: не убить, только ранить.
«В ногу, – мысленно отвечал Мерген, – чтобы не смогли уйти от наших».
Птицей выскочил из-за кустарников мотоцикл прямо против Мергена. Мчался он на предельной скорости. Струйка дыма, синевшая за ним, казалось, подталкивала машину, прибавляла скорости. Немец в зеленой каске наклонил голову к самому рулю. Правое колено его, освещенное солнцем, блестело чуть только ниже головы. Оно-то, это круглое, туго обтянутое зеленой штаниной колено и привлекало все внимание стрелка. Мерген выстрелил, как показалось капитану, очень просто, обыденно. Однако мотоцикл смолк и перевернулся в кювет, а водитель растянулся на середине дороги и не двигался. Вторая машина, подкатившая к месту катастрофы, завихляла от резкого торможения и остановилась рядом с поверженным на землю первым мотоциклистом. Здоровый немец склонился над лежащим…
– Погоди, Мерген, не стреляй. Наде узнать, тот жив или…
– От раны в колено не умирают, – ответил Мерген.
И действительно, капитан увидел, как ухватился лежавший на дороге немец за руки напарника, когда ют стал его поднимать.
– Живой! – воскликнул капитан, как показалось Мергену, с облегчением. – Давай, укладывай и второго, пусть оба ждут нашей медицинской помощи.
– Теперь в ногу трудней попасть – раненый мешает, – заметил Мерген, – попробуй уловить момент… – и вдруг выстрелил. – У второго дело серьезней.
– Почему? – насторожился капитан, не отрывая бинокля от глаз.
– Первому я влепил в колено. Оно у него так выпукло блестело под солнцем. А этому – под самое основание бедра. Долго проваляется.
– Они нужны в штабе армии. А там врачи хорошие, быстро отремонтируют… – и капитан улыбнулся. – Мы так говорим о них, будто самое главное для нас – вылечить этих фрицев.
На помощь отправившимся через болото автоматчикам капитан послал еще двоих, снабдив их перевязочным материалом: «языкам» нужно было на месте сделать перевязки, чтобы раны не загрязнились.
Пока наши бойцы добирались до дороги, Мерген не опускал своей винтовки на случай, если «языки» очухаются и станут уползать или же к ним подоспеет помощь. Правда, на помощь к раненым с немецкой стороны никто не спешил. Вражеская позиция не подавала признаков жизни с самого утра.
Лишь когда «языки» были доставлены, выяснилось, что немцы эту невыгодную позицию в низинке оставили. А мотоциклистов послали проследить за реакцией советских войск на их маневр.
С этого дня пошла о Мергене слава, что он попадает на любем расстоянии, куда долетает пуля. Слава эта закрепилась. Но на курсы Мергена Бурулова что-то не вызывали. Втайне капитан начал даже надеяться, что так все и забудется, особенно если начнется наступление, о котором давно поговаривают.
Как вдруг над головой его любимца нависла гроза. Приехал майор из особого отдела. Он заперся с Буруловым в комнате и стал его допрашивать.
– Старший сержант Бурулов, почему вы сразу не доложили начальству о предательстве Бадмы Цедяева? – жестким голосом спрашивал майор.
– Стыдно было за однохотонца, – угрюмо ответил Мерген, сидевший против него с низко опущенной головой.
– Значит, стыд у вас на первом месте. А как же с воинским долгом, с воинской честью?
– Виноват, товарищ майор, – ответил Мерген, еще ниже опуская голову.
– Вот вам бумага, садитесь и пишите рапорт. Опишите все так же подробно, как вы мне рассказывали, – пристукивая указательным пальцем по столу, говорил майор. – Особо точно изложите причину, почему вы не стреляли в предателя, когда увидели его под белым флагом, и во второй раз, когда он вел врагов к землянке.
– Товарищ майор, я же вам по-честному сказал, что не успел выстрелить: нагнулся он. Я бы его только ранил…
– Я знаю, как вы стреляете, Бурулов, и не верю, что вы могли не успеть. И трибунал вам не поверит.
– Трибунал? – казалось, не только голосом, но всем своим существом повторил Мерген и даже привстал.
– Пишите! – положив стопку серой бумаги на край стола и ручку, майор уткнулся в какие-то записи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59