Током ударила эта мысль в руку Бадмы, и он не попал в свою ненавистную цель.
На зов Мергена он не откликнулся, решил отсидеться в камыше. А уже если тот начнет его искать, вот тогда влепить ему пулю – будь что будет.
Но Мерген почему-то искать не стал. И Бадма, почувствовав облегчение, остался в своей засаде. А когда его враг уплыл за остров, быстро вернулся на своем плотике к берегу и ушел домой, стараясь не попадаться людям на глаза.
В этот день Бадма долго сидел в своем тайнике, перебирал драгоценности, радовался их сверканию и блеску. И мысленно прощал отцу все, что тот совершил для приобретения этих богатств. Вот ведь и он был готов на такой же поступок. Только не сумел обеспечить себе полную безопасность. Впрочем, все же лучше, что он не попал… Спокойней. Все его богатства с ним. Да и Кермен может еще не достаться Мергену. Не самый лучший он парень в хотоне. Надо подумать. Может, найдется более безопасный способ расстроить их дружбу с Мергеном.
* * *
Председатель колхоза возвратился с улусного совещания, где пробыл два дня, и не узнал своей конторы. Как ни спешил он с дороги домой, решил сначала обойти обновленный дом, разузнать, что тут произошло. Его не так удивило, что сам дом стал снежно-белым и будто более высоким, а больше порадовали цветники и дорожки из битого красного кирпича перед домом. Все его вопросы разрешил Бадма, оказавшийся еще на работе, несмотря на то что солнце уже заходило.
Почтительно поздоровавшись с председателем, Бадма сначала рассказал ему, какие цветы где посажены, а уж потом пояснил:
– Комсомольцы после работы все сделали! Одни копали да удобряли землю, другие выкапывали цветы в моем саду, собирали старый кирпич, – он нарочно сказал в моем, а не в нашем.
– А как на это посмотрела мать? – настороженно спросил председатель.
– Теперь я хозяин! – гордо заявил Бадма. – Как пошел работать, она перестала командовать.
– Ну что ж, Бадма, – протянул руку председатель, – спасибо тебе, – и, крепко пожав руку счетовода, тихо, по-дружески посоветовал поскорее забыть, что он сын зайсанга, жить как все парни в хотоне.
– Лишь бы другие не кололи попреками, – понурившись, ответил Бадма.
– Кто слово молвит об этом, сразу же скажи мне – язык оторву, – гневно сказал председатель. – У нас сын за отца не отвечает. Ты это помни! Ну а Мерген тоже молодчина! Сумел так быстро организовать молодежь…
– Да, он – заправила, – согласился Бадма и посоветовал то, что ему было выгодней всего – Надо его послать учиться, из него хороший строитель выйдет. Ему бы не из лозы строить.
– Насчет учебы ты прав, – согласился председатель. – Но пока что пусть организует бригаду и построит помещение для телят.
– Да, если даже поступать на учебу, то еще успеет кое-что построить до экзаменов. А учиться ему надо, голова у него работает, а знаний нет.
Председатель был приятно удивлен рассудительностью Бадмы и еще раз крепко пожал ему руку.
* * *
Было уже совсем темно, а Бадма не зажигал лампу. Ему казалось, что при свете еще страшней будет в одиночестве. Так-то вот, в темноте, он смотрит в окно, слушает, как завывает холодный декабрьский ветер, хлещет дождем, словно песком бьет по стеклам. И кажется, что вот-вот кто-то прибьется к дому, постучится в окно и скажет что-то такое, что сразу изменит всю жизнь. Бадма знает, что сам себя обманывает, – никто к нему не придет, никому он не нужен во всем свете. Мать и та видеть его не хочет. Как построил новый дом, да еще и мебель привез городскую, она ни разу не переступила нового порога. Так днями и ночами лежит в своей кибитке, молится, просит у бурханов себе легкой смерти, а большевикам кровавой погибели. С большевиками она никак примириться не может. А при слове «комсомол» цепенеет от злости.
Как она лютовала, когда Бадма созвал на новоселье молодежь хотона! Она как раз сидела под старым дубом, грелась на скупом осеннем солнышке, когда мимо нее в новый дом стали проходить парни и девушки. Некоторым она отвечала на приветствия, от большинства отворачивалась. Но когда во дворе появился сын охотника Хары Бурулова, этот самый главный комсомольский заводила, старуха поспешно скрылась. Мерген, издали угадав намерение хозяйки, пригладил рукой свою зачесанную назад шевелюру и учтиво поздоровался. Но старуха ничего не хотела замечать – демонстративно ушла.
Конечно, Мерген и для Бадмы не был желанным гостем. Но до поры до времени его нужно терпеть. Во-первых, он секретарь комсомольской ячейки, а во-вторых, бригадир строителей. Время показало, что строительная бригада стала самой важной в колхозе. Все другие бригадиры шапку ломают перед Мергеном. Бадма делал вид, что не только уважает Мергена, но считает его самым надежным другом. Хотя дружбы-то и не получалось. Вот ведь тогда, на новоселье, Мерген больше всех пел, в каждом углу огромной комнаты отплясывал, и все с шутками-прибаутками. Но на следующий день лишь слегка кивнул при встрече.
Впрочем, Мерген меньше всего беспокоил Бадму в тот вечер. Само новоселье-то Бадма затеял из-за Кермен. Хотелось показать ей новый дом и все, что в нем. Показать, а при случае и намекнуть, что она может стать полновластной хозяйкой всего этого… Вечер начинался очень хорошо. Ребята, видно, вскладчину купили портрет Оки Городовнкова в большой золоченой раме И сами его прикрепили на стене. А Кермен подарила вазу для цветов.
– Я поняла, что Бадма любит цветы, и вот… – как бы оправдываясь перед товарищами, сказала Кермен и сильно покраснела.
Ее смущение Бадма истолковал по-своему и хотел что-нибудь сказать к слову, но его то ли выручил, то ли утопил Мерген.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59