– Что вы! Что вы! Он никогда не жалуется. Даже когда Цедя избивал его до смерти и люди советовали идти жаловаться, он никуда не пошел. Постонал неделю, покряхтел и опять – на работу. Это самый безъязыкий батрак Цеди. На таких можно воду возить и в одно место ездить… – уже зло закончила Шиндя и с упреком посмотрела на потупившегося мужа.
– Получив приказ Цеди спустить всех злых собак с цепей, когда придет Хара Бурулов, ваш муж действительно это сделал?
– Конечно, он обязательно и всегда исполнял приказ хозяина. Слово зайсанга для него все равно, что повеление неба! – ответила Шиндя.
– Все понятно, только зайсангов сейчас нет. А теперь вы, Хара Бурулов, расскажите подробно, почему и как вы украли у Цеди овцу и подкинули ему собаку в мешке.
Хара поднялся с места, прокашлялся, осмотрелся кругом и заговорил:
– Слово «украл» не подходит ко мне, – отрицательно покачал он головой, словно сам себя оспаривая, и выдавил – Да нет же, не подходит. В жизни я ничего не воровал. Об этом скажут все, даже сам Цедя. Я охотник. Живу своим трудом. Чужого мне не надо! Я сыт, одет, ни в чем не нуждаюсь. Зачем воровать мне? А про овцу – другое дело… Это честный спор.
– Интересно, что ж это за спор? – придвинулся председатель.
– Однажды зашел разговор о злых собаках зайсанга. А были мы выпивши, в приподнятом настроении. Ну я и бухнул: «Пусть я буду пьяным или трезвым, но самая злая собака Цеди не посмеет меня тронуть, если я этого захочу. Унесу из-под носа овцу, и ни одна не тявкнет!» Верно, я так тогда сказал. А кто-то донес Цеде. Ну он и вызвал меня. «Правда, что на тебя не лают даже самые злые собаки? – спросил он и стал насмехаться. – Если это так, тогда приходи ночью в отару Манджи и забери любую овцу. Утром посмотрим, какой ты будешь!» И он так расхохотался, будто меня его собаки уже загрызли. И мы поспорили на овцу. При этом споре были Бадаш и Муула. Когда вышли из дома Цеди, Бадаш и Муула стали меня отговаривать от этой затеи, но только еще больше раззадорили. Пусть скажут, так оно было или нет.
– Да, было так. Мы и правда испугались за него, – подтвердили Бадаш и Муула, сидевшие на диване.
– Чабан Манджи, это правда, что вас избил Цедя, подозревая в том, что вы выдали Харе его овцу? – спросил председатель. – Почему вы не пожаловались тогда председателю сельсовета? Нам стало известно, что у вас были телесные повреждения, но вы молчали!
– Да, из-за этой проклятой овцы мне досталось. А пуще всего из-за собаки… – ответил Манджи, почесывая плечо. – Но уже заживает.
– Ну а вы, товарищ Ишля, как председатель батрачкома, почему молчали до сих пор?
Ишля виновато развел руками:
– По правде говоря, я слышу об этом впервые. Никто мне не жаловался. И я не знал об отношениях между Цедей и его батраком. Вообще-то нам было известно, что Цедя человек с очень крутым характером и что он держит своих батраков в ежовых рукавицах.
– А вот нам известно, что он действует не только своим твердым характером, но и еще более твердой железной тростью, – заметил председатель уисполкома.
Батрачком виновато покряхтел и продолжал:
– Мы полагали, что Цедя, как человек почтенного возраста, понимает, что времена изменились, и он по-другому станет относиться к батракам. Здесь моя вина, долго терпел… – и он сурово посмотрел на Цедю. – Завтра же приходите ко мне. Манджи, Муула и все остальные батраки. Я заключу с Цедей от вашего имени договор. Тогда я смогу следить за выплатой вам заработка и отношением к вам хозяина.
Когда председатель батрачкома умолк, Нимя Эрдниев сказал:
– Активисты, руководители десятидворок должны еще раз всем разъяснить в хотоне, что такое батрачком и какие у него права. Люди должны знать своих защитников и рассказывать им о своей жизни. Люди должны понять, что давно кончилась власть нойонов, зайсангов и кулаков! Советской власти еще вредят гелюнги и всякие там кулацкие подпевалы… Но это будет недолго. Очень недолго. После возвращения в улусный центр я пошлю к вам из Элисты комсомольцев, грамотных людей, активистов, женщин с «красной кибиткой». Они помогут вам пенять смысл новой жизни, приобщиться к культуре.
Ну а теперь перейдем к главному вопросу, с которым мы приехали к вам. До сих пор у вас нет настоящей школы. Ученики и единственная учительница ютятся в двух комнатенках полуразвалившейся мазанки. Одна учительница ведет занятия одновременно с двумя классами. А тем, кто окончил начальную школу, приходится бросать учебу совсем или уезжать в город. Так дальше нельзя! Пора открывать настоящую школу-семилетку, – председатель обвел глазами комнату, в которой шло собрание. – Подходящий дом для такой школы у вас есть, сейчас мы находимся в нем.
Радостный шепот прошел по залу.
– Хозяин этого дома переселится в домик во дворе. В таком домике ему хватит места, чтобы пить свою джомбу, перебирать четки и молиться бурханам. Все равно, он больше живет в кибитке среди сада. Кстати, и его сын будет посещать эту школу.
Цедя будто оледенел, сидел не шелохнувшись. Лицо его стало одного цвета с седыми волосами. Жена толкнула его в бок и, перебирая четки, резко выкрикнула:
– Нет, этому не бывать! Этот дом построили мы сами! Еще в старое время наш отец зайсанг Занджин, когда был помощником пристава улуса, на собственные деньги нанял русских мастеров и соорудил этот дом. Он же посадил фруктовый сад и эти стройные тополя. В этом новом доме сыграли нашу свадьбу с зайсангом Цедей. А теперь этот дом принадлежит сыну, который после нашей смерти будет наследником. И наш сын не будет учиться вместе с детьми батраков. Он поедет в Питер. Не отдам никому дом, предназначенный сыну!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59