Дошло до того, что он печатал все, что от меня узнавал, – сказала она, тщательно прицеливаясь, чтобы поточнее вонзить нож в спину своего друга. – Рассказывая Клайву о Гартвике и его любовнице, я не настаивала на публикации. Я думала, он и сам понимает. – Сталь вонзилась в тело, и потекла кровь. – Однако Клайв слишком уж амбициозный. К сожалению, его недальновидность стоила вам судебного иска, а мне – работы.
– Очень жаль, – отозвался Пит, – но я по-прежнему не вижу оснований брать вас к себе.
– Я уже выполняла за него всю работу, и, пока он не прокололся, получалось неплохо. Благодаря мне «Шестая страница» опубликовала несколько сенсационных материалов.
Мойнихэн кивнул. Так оно и было.
– Я знаю, как собирать слухи, у меня есть свои источники. Я умею слушать, знаю, кого слушать, что публиковать, а о чем умолчать. Честно говоря, Питер, вам без меня не обойтись.
Устроившись на работу, она с месяц подождала, а потом на «Шестой странице» вновь появилась небольшая заметка «об одном известном издателе, список любовниц которого длиннее, чем список бестселлеров, выпущенных его компанией».
В тот же день Нине позвонил неизвестный, который настоятельно советовал ей прекратить сочинять небылицы. В голосе позвонившего, в котором Нина узнала Энтони Гартвика, слышался гнев, но вместе с тем она уловила в нем нотки растерянности и, пожалуй, даже уважения.
Итак, она нашла свое призвание. Джоди Катлер была права: ей не стоит писать романы или рассказы. Ее дар – рассказывать сплетни.
Глава 13
Взглянув на озеро Мендота, Изабель опечалилась. Когда же наконец оно сбросит с себя унылый серый наряд? Солнца Изабель не видела уже целую вечность. С конца октября ландшафт стал монохромным, в нем преобладали различные оттенки белого, серого и черного цветов. И хотя в этом заключалась своеобразная гармония, в целом впечатление было угнетающим.
Еще раз взглянув на пейзаж, Изабель взяла в руки уголек и принялась рисовать. Резкими, четкими линиями Изабель обозначила деревья и кусты, озеро, более темное у берега и пропадающее в дымке на горизонте, скалы, мелкие камни и куски льда.
Закончив рисовать, Изабель отложила уголек в сторону и окинула рисунок пристальным взглядом. Внезапно она вздрогнула и тут же улыбнулась, поняв, что не погода тому виной – просто от картины веяло холодом. Что бы она ни думала о Кларенсе Боумене, учителем он был хорошим.
– Ваша задача очень проста, – повторял этот коротышка. – Надо всего лишь заполнить пустое пространство так, чтобы было красиво.
Но этой кажущейся простоты достичь вовсе не легко. Изабель опять пришлось работать с геометрическими фигурами, но уже по-другому: Боумен учил ее японским принципам уравновешенности света и тени. Учил он также прибегать к музыке как к источнику вдохновения.
Музыка действительно помогала. На ранних стадиях, когда только Изабель овладевала основами композиции, она ставила ноктюрны Шопена, поскольку ее чаровала их ясность и глубина. Затем, почувствовав, что начинает усваивать принципы Боумена, Изабель с расширением рабочего пространства картин расширила и свой музыкальный репертуар, включив в него «Эротику» Бетховена, увертюру «1812 год» Чайковского, «Венгерские рапсодии» Листа.
Совершенно неосознанно она стала накладывать мазки в ритме музыки: отступала от холста, когда мелодия достигала крещендо, и вновь подступала к нему под звуки цимбал. Иногда Изабель рисовала так интенсивно и вдохновенно, что к концу работы просто обливалась потом. Вскоре у нее вошло в привычку во время работы сбрасывать с себя верхнюю одежду. В студии из скромности она надевала под блузки и свитеры мужское белье, а дома довольно часто работала совершенно обнаженной. Зачастую, выпив бокал вина, она трудилась в таком виде чуть ли не до утра. Когда же играла музыка, а за окном падал снег, Изабель доходила почти до оргазма.
Несколько картин, созданных во время таких ночных бдений, Изабель послала Скай.
– Невероятный темперамент! – позвонив ей, восхитилась Скай. – Интересно, что за мужчина появился в твоей жизни и какие кнопки он нажимает?
Изабель засмеялась, жалея, что Скай сейчас далеко.
– Кроме Кларенса Боумена, в моей жизни нет других мужчин, а его ты, поверь, и близко не подпустила бы ни к каким своим кнопкам.
– Возможно, но как бы там ни было, Изабель, это лучшие твои работы. Я просто благоговею.
– Ты показывала их Рихтеру?
– Показывала. Он хочет встретиться с тобой, когда ты в следующий раз будешь в Нью-Йорке.
– Что именно он сказал? Повтори слово в слово!
– Ну хорошо! Он сказал, что у тебя очень чувственный стиль и богатая фантазия. Ну, теперь ты довольна?
Изабель была в восторге. Если бы она могла, то вылетела бы в Нью-Йорк первым же самолетом, но на дворе сейчас стоял март, а срок обучения кончался лишь в конце июня; к тому же она собиралась после этого навестить тетю Флору.
– Никаких проблем! – успокоила ее Скай.
Как всегда после разговора с подругой, ее охватило острое чувство одиночества. И как всегда, она постаралась встряхнуться: она здесь не для того, чтобы беспокоиться о происходящем там. Она здесь для того, чтобы там ее приняли.
Джулиану Рихтеру было сорок четыре года, но в мире художников он уже около двадцати лет пользовался большим авторитетом. В Нью-Йорке он ломал и создавал карьеры с такой смелостью, что слава его порой затмевала славу протеже. Действительно, о нем писали столько же, сколько о самых выдающихся художниках, бульварные газеты помещали его фотографии не реже, чем фотографии посещавших его галерею знаменитостей, а о его личной жизни ходило не меньше слухов, чем обо всех их, вместе взятых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124