Он думает, что ее преследовал комплекс вины.
– А что, твои родители тоже чувствуют себя виноватыми? – спросила Изабель.
– Иногда, – ответила Скай. – Но так как они не говорят на эту тему, я могу только предполагать.
– А почему бы тебе прямо не сказать им, куда едешь? – решив сменить тему, осведомилась Изабель. – И с кем?
– Потому что он не еврей, слишком стар, к тому же хорошие девочки не ездят в Париж с посторонними мужчинами. Вот и все.
– Ну ладно, тогда, может быть, скажем им, что отправляемся в Скалистые горы, где будем только есть, спать, восхищаться природой и писать этюды.
– Знаешь, Изабель, – захохотала Скай, – иногда ты бываешь просто классной девчонкой!
В тот день, когда Эзра и Скай улетели в Европу, Изабель и Коуди обошли несколько галерей Сохо. Они и раньше регулярно занимались этим, стараясь быть в курсе происходящего на рынке картин. В одной из галерей выставлялся Жан-Мишель Баскиат. Одни критики восхищались его работами, другие называли это мазней. Коуди был согласен с последними, Изабель нет.
Размашистая манера письма Баскиата произвела на нее неизгладимое впечатление. Уличный художник – дитя черного гетто – использовал коммерческую символику для того, чтобы выразить глубоко личные чувства, и Изабель восхищалась его смелостью. Он не боялся критиковать большинство или противостоять ему, и это находило отклик в душе гордой дочери Каталонии.
Обсудив за ужином творчество Баскиата, они занялись любовью. Изабель еще пребывала в сладостной истоме, когда Коуди неожиданно спросил:
– Думаю, ты не откажешься мне позировать? К выпуску мне нужно представить шесть картин. Я хочу написать тебя.
Изабель уставилась на него в полном недоумении.
– Я люблю тебя, – понимая, что должен ее ободрить, продолжил Коуди. – Я люблю твое тело. Все, о чем я мечтаю, – это обессмертить свои чувства.
– Ты же знаешь, как я отношусь к тому, чтобы позировать обнаженной. – Изабель почувствовала, что ее загнали в угол.
– Но ты будешь позировать не чужому человеку. Здесь буду только я.
Сердце Изабель разрывалось между любовью к Коуди и нежеланием быть натурщицей. При этом объяснить свой отказ соображениями скромности она не могла, поскольку на чердаке они ходили, как правило, нагишом.
– Я сделаю это при одном условии, – сдалась Изабель. – Ты не станешь изображать мое лицо.
До самого конца каникул Изабель приходила к Коуди после работы и позировала ему. Результатом этого сотрудничества стала серия картин, названная художником «Стыдливая искусительница».
Фитцсиммон, Эзра и прочие преподаватели лиги высоко оценили его работу и решили отправить ее на конкурс, устраиваемый некими парижскими галереями. Когда Коуди сообщил Изабель о том, что едет в Париж, она испытала смешанное чувство.
– Я горжусь тобой, – сказала она, вдруг ясно ощутив, как ее вновь охватывает одиночество.
– Поехали со мной. В конце концов, если бы не ты и не твое божественное тело, я бы ничего не создал.
– Коуди, мне нужно работать. И у меня нет денег на поездку в Париж. Кроме того, – обезоруживающе улыбнулась она, – ты же сам сказал, что это только на несколько месяцев.
Коуди кивнул.
– Конечно, это ужасно, но мы ведь выдержим три месяца разлуки? – И она начала раздеваться.
– Сомневаюсь, – отозвался Коуди, помогая ей стянуть с себя рубашку.
– Езжай, – прошептала она. – Вернувшись, ты найдешь меня здесь.
И они поспешно занялись любовью, словно торопясь уверить друг друга, что их взаимная страсть продлится целую вечность.
В начале августа Коуди позвонил ей из Парижа.
– Ты не представляешь, какая замечательная получилась выставка! – с энтузиазмом воскликнул он. – Мы продали четыре полотна из серии «Стыдливая искусительница» и еще кое-что из моих работ.
– Чудесно! – откликнулась Изабель, радуясь его успеху.
– Отзывы положительные, посетители меня очень хвалили, а галерея предложила мне принять участие в весенней выставке. – Изабель ничего не ответила. – У меня здесь прекрасная квартира на Монмартре, и я нашел работу для нас обоих. Тебе здесь понравится. Пожалуйста, приезжай!
– Я не смогу. Эзра настаивает, чтобы я прошла курс у Кларенса Боумена, – быстро сказала она.
– А как же я? – с обидой спросил Коуди. – Почему мои пожелания для тебя менее важны, чем мнение Эзры Эдварда Кларка?
– Эзра заботится о моей карьере, – выпалила Изабель. – Не забудь, что когда тебе представился шанс сделать карьеру, ты им воспользовался не раздумывая.
– Неправда! – возразил он. – Я просил тебя поехать со мной. Я люблю тебя, Изабель. И думал, что ты меня любишь.
– Я тебя люблю, – сказала она. – И очень по тебе скучаю, но, пойми, просто грешно не воспользоваться таким редким случаем.
Пересказывая потом этот разговор Скай, она мучилась сомнениями, правильно ли поступила.
– Если бы ты действительно жить без Коуди не могла, – проговорила Скай, – то не спрашивала бы меня об этом. Ты бы уже летела в Париж.
Изабель кивнула. Всегда трудно выслушивать нелицеприятные вещи.
– Ты знаешь, что Эзра нашел мне работу преподавателя искусств в местной школе?
– Просто Санта-Клаус какой-то, – довольно ухмыльнулась Скай. – Но не думай, что ты исключение. Мне он тоже кое-что подыскал: я буду работать на Джулиана Рихтера.
Изабель захлопала глазами от удивления. Джулиан Рихтер был одним из ведущих дилеров Нью-Йорка. Считалось, что в его галерее можно быстро сделать карьеру.
– И чем ты там будешь заниматься?
– Скорее всего бумажки перебирать. Впрочем, Эзра говорит, что у меня есть чутье.
Изабель до сих пор ни о чем подобном не думала, но теперь она готова была согласиться с тем, что Скай действительно обладает тем самым чутьем, которое так необходимо художественному агенту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124