Мне казалось, одиночество – это кара. И лучше любой ценой от него избавиться, нежели пустить все на самотек и ждать результата.
Лихорадочно листая последние страницы дневника, я набрала свободной рукой номер Далей.
– У меня приступ паники.
Я выражалась прямо как Вермишелли. Я потом позвоню ей, поговорив с Далей.
– То есть ты задыхаешься и хочешь в больницу? Где ты?
– Нет. Я в этом идиотском парке! Собралась фотографировать, но не могу ни на чем сфокусироваться. Знаю, нужно бы сосредоточиться на том, что исправит мне настроение, но я не в силах совладать с собой, Далей. Просто не могу. Мне слишком тяжело. – Я прямо-таки хныкала. – Я собиралась сделать запись в дневнике, но в результате стала его перечитывать. Слушай, у меня все так паршиво! Знаешь, тут у меня список всего, что мне нужно иметь к нынешнему моменту. – Я рвала траву горстями. – Ну, знаешь, такой, который мы составляем для себя: дом в предместье, дипломы лучших школ, муж и трое детей. И я была на пути к этому, на правильной дороге, а теперь сбилась и не знаю, куда иду. Я оглядываюсь вокруг, и что у меня есть? Чего я достигла? Живу в тесной квартирке с одной спальней, с собакой, которая гадит на пол. – Я начала смеяться и не могла остановиться, пока смех снова не перешел в плач. – Ненавижу себя, ненавижу, как я порчу все, к чему ни прикоснусь. Мне хочется позвонить Оливеру, взять свои слова назад и съехаться с ним. Нет, ну почему мне не стоит с ним встречаться, напомни!
– Стефани, как ты себя сейчас чувствуешь, именно сейчас?
О Господи. Почему она мне не отвечает? Это она пытается меня успокоить. Мне потребовалось время, чтобы переключиться и ответить.
– Я боюсь и нервничаю.
– Почему?
– Мне страшно, а вдруг я совершаю ошибку?
– Почему?
– А вдруг я так никого и не встречу?
– Почему?
– Возможно, я этого не заслуживаю. И не найдется достойных мужчин, которые могли бы меня полюбить.
– И что еще тебя тревожит?
– Я осознаю свой страх одиночества, и это ужасно.
– Почему?
Мне захотелось ударить ее.
– Может, хватит этих идиотских «почему»?
– Нет, ответь мне. Почему ты сейчас пытаешься осознать свой страх одиночества?
– Я знаю, что только так сумею от него избавиться, но мне все равно страшно.
– Стефани, если бы ты не боялась, тебе не пришлось бы проявлять отвагу. Я представляю, как ты испугана. Потому-то тебе требуется столько душевных сил. Но ты справлялась с ситуациями и посложнее! – Вот за этим я и позвонила Далей.
Ее советы обходились мне дешевле, чем рекомендации Психотерапевта-по-телефону.
– Знаю, но я никогда еще не была так одинока, и я погано себя чувствую, Далей. – Я снова захныкала.
– Почему? Подумай, прежде чем ответить. Нет, в самом деле, почему, Стефани?
– Я не хочу умереть в одиночестве, не имея ни любимой семьи, ни детей.
– Стефани, – спокойно произнесла она, – все мы умираем в одиночестве.
Мне трудно было принять тот факт, что жизнь не предоставляет нам никаких гарантий, и в любой момент мы можем лишиться людей, которых любим, или вещей, которые нам дороги. Я знала, что от этого факта не спрячешься, но очень уж мучительно добиваться чего-то, верить в это и одновременно понимать, что оно может внезапно исчезнуть. Вы не в силах ничего проконтролировать, и это выбивает из колеи. Тем, кто с этим не борется, кто понимает, что все проходит, легче переносить потери. Меня страшила не только вновь обретенная независимость без Оливера. Я оплакивала разрыв отношений, которые, казалось бы, двигались именно туда, куда я так стремилась. Эта потеря лишала меня последней надежды на устойчивость и стабильность. Я заново пережила крушение своих надежд, теперь уже с Оливером.
Я сказала об этом Далей.
– Возможно, я не заслуживаю ничего хорошего. – Я не верила в то, что достой на счастья.
В глубине души я не понимала, с чего хоть одному мужчине любить меня, раз я настолько лишена цельности натуры. Я боялась, что не сумею осуществить свои мечты, не найду для этого ни храбрости, ни сил. Я не хотела умереть в одиночестве...
А потом слезы закрыли пеленой все окружающее, оставляя на глазах следы, подобные кольцам внутри старых деревьев. И мне уже не нужно было кому-то звонить и обсуждать это. Я знала, что мне надо сделать: разорвать составленный когда-то список, перечень желаний, уцелевший от прежней, благополучной жизни. И еще нужно было убраться из парка.
А потом произошло самое ужасное. Нет, я не наткнулась на Оливера. Из моего дневника выскользнул листок бумаги. Желтая открытка, которую я сама смастерила, когда узнала, что беременна. Я приклеила к ней клетчатую ленточку. Внутри были вклеены вырезанные из войлока контуры пеленки и детской кофточки, а между ними было от руки написано:
Избавиться от Линуса было не так-то просто.
Он получил шлепок, но царапался в дверь раз сто.
Недовольный, он ворчал целый час, пока мы трудились так, что только душ нас спас.
Мы трудились упорно ночей безумных восемь.
Дело вовсе не в Хануке, и отдыха мы не просим.
Заснув в объятиях твоих, прижавшись к тебе нагишом,
Как могла я не пробудиться уже с твоим малышом?
Нам известно, что значат эти розовые линии две:
Новый маленький Розен появится в нашей судьбе.
Мы будем семьей: Линус, ты, я плюс новый малыш – подросшая наша семья.
Нет слов, чтоб передать мое воодушевленье.
Эта новая жизнь – прекрасное наше свершенье!
Слезы радости катятся по моим щекам, готовься к лету – тогда малыш окликнет нас сам.
Мороженое и пикули...
Но подожди пока смеяться,
Мы купим все – сиденья, пеленки. Долгов мы должны бояться!
А во мне растет теперь не просто любовь, знаешь сам, а наш любимый крошка, благодарение небесам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97