Просить меня, нетренированную женщину, у которой вполне может отказать сердце во время оргазма, бежать больше мили – это все равно что звать меня в поход по грязи, все время в гору, в комариный сезон (если такое на свете бывает). И все же я собиралась согласиться, чтобы запастись боеприпасами на будущее.
Если я поучаствую в гонках, то смогу потом это использовать, чтобы добиваться от него того, чего хочу я. Можно подумать, вы так никогда не делали. В сущности, все мы время от времени так поступаем. Не очень взрослый и продуманный метод, но я отходила от брака с Гэйбом, крутя роман с человеком, дававшим мне то, чего не мог дать Гэйб. Нет, я знаю, что делать вещи, чтобы что-то за них потом получить – неудачная идея. Я знаю, что взаимоотношения не всегда полностью равные и их нельзя поделить на одинаковые кусочки. Но, общаясь с Оливером, я не переставала что-то подсчитывать. Часто ли он остается у меня на ночь, кто из нас платит за ужин, кто первый произносит: «прости»? Баланс был в его пользу. Я чувствовала себя ему обязанной.
– Хорошо.
– Правда?
– Не оставляй мне шанса передумать, иначе я так и сделаю. А теперь позволь мне еще поспать.
Возможно, Оливер заслуживал иного, чем сомнительное «хорошо», но я не была готова на большее. Слово «хорошо» стало моим компромиссом; в тот момент я не могла произнести ничего другого. Я начинала оценивать наши отношения по тому, насколько они полезны Стефани. Оливер заботился о Стефани, заваривал для Стефани чай и приносил ей посреди ночи мятное мороженое с шоколадом. Он был со Стефани терпеливым и любящим. А вот у Стефани редко возникало желание сделать Оливера счастливым. Покупка в «Бергдорфе» нового наряда, который ему понравится, едва ли можно назвать жертвой. Да, я готовлю ему обед, но мне нравится готовить – разве это считается? Возможно, единственный способ доказать мою любовь – это совершить поступок, который мне совсем не по душе. Вроде того, как я ходила в синагогу по настоянию родителей. Если я в воскресенье мучилась, не в состоянии вырваться на улицу и страдая оттого, что колготки щиплются, это доказывало мою любовь к Богу. Может быть, любовь именно такова: ты делаешь то, что тебе вовсе не нравится, чтобы осчастливить любимого человека. Вот так я сидела по воскресеньям на Лонг-Айленде с родителями Гэйба, вместо того, чтобы покупать себе купальники и любоваться на себя в безжалостном свете примерочных; и так я полюблю Оливера, словно воскресную школу, и пробегу этот ужасный кросс.
В день соревнований мы опаздывали на полчаса, – из-за того, что Оливер называл «непредвиденностями». Несмотря на заведенный будильник, заранее приготовленную одежду и составленные планы, со мной неизменно происходило нечто непредвиденное, и мы опаздывали. Иногда приходилось ждать, пока подзарядится мой телефон, иногда, уже спустившись на лифте, я вспоминала, что не налила в миску Линуса воды. В основном беда была в том, что я не умею рассчитывать время. Ежедневные ритуалы совершались автоматически. Мое тело делало все необходимое, не сосредотачиваясь на том, сколько времени занимает то или иное действие.
В то утро я завязывала шнурки, когда в животе у меня повело, и тело мое издало очень громкий звук. Не в том даже дело, что я слишком резко нагнулась. Просто случайное пуканье. В растерянности, граничащей с ужасом, я уставилась на Оливера, но тут же невольно улыбнулась. Меня аж согнуло от хохота, и я схватила его за рубашку, пытаясь извиниться.
– Моя малышка пустила ветры, – сказал он, обнимая меня. – Знаешь, Стефани, в отношениях двух людей подобная ерунда рано или поздно неизбежна. А ты, я смотрю, все делаешь с размахом, прямо-таки погружаешься с головой, правда, девочка? – Он был прав, но это наблюдение относилось не только к физиологии, но к жизни в целом.
– Подожди, Оливер, это не смешно. Кажется, мне нужно в туалет. – Я уже ходила с ним в ванную вместе, но никогда при нем не пукала, не говоря уже о том, чтобы заниматься более грязными делами.
– Вот она, проклятая непредвиденность. – Оливер с улыбкой вскинул руки.
– Слушай, я не нарочно! Иди без меня.
– Нет, сначала попробуй, может, тебе удастся сделать свои дела. – Что-что? Мне не четыре года. И я знаю, когда и как мне нужно в туалет. – Боже, мы всегда опаздываем. Это так неуважительно! Я знаю, что сейчас это не твоя вина, но почему вечно что-нибудь случается? Приложи все усилия, ладно? – Это он так просил меня поторопиться.
– Слушай, ну причем тут неуважение? Все всегда считают, что опоздание – это жест в их сторону, – прокричала я сквозь закрытую дверь ванной. – Когда я опаздываю, они считают это проявлением моей недоброжелательности, пренебрежения к их времени. Но это же понос, а не неуважение! – Я вся взмокла и не могла удержаться от стона. – Слушай, иди без меня, а? – взмолилась я.
Ради Бога, ну пусть он уйдет!
– Я никуда не пойду. Ну опоздаем, так не в первый раз. Случались вещи и похуже. – Да, вроде смерти со спущенными штанами.
– Ты так и собираешься стоять возле двери и подслушивать? – Корчась от боли и пытаясь вспомнить, вычеркнула ли я Гэйба из страховки, на случай если я вот прямо тут и умру, я еще должна была не издавать громких звуков. – Может, ты хоть музыку включишь? – Я была просто в ужасе.
Мы с подружками часто жарко спорили о роли дерьма во взаимоотношениях с близким мужчиной. Психотерапевт-по-телефону предупреждала, что секс – барометр взаимоотношений; он показывает, какова сила ваших чувств в определенный период времени. Однако для многих – например для Александры – бариевая клизма была куда важнее барометра. Ее отношения проверялись дерьмом – не тем, которое всплывает в скандалах, а самым настоящим дерьмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97