Потом мы пообедали в «Каза де Леао», что рядом с замком, и Инес отважилась (отбросив понятную робость) пошутить насчет моей внешности. Она сказала, что за прошедшие годы я помолодел.– Нет, я и в самом деле молодой, – ответил я. – Дело в том, что ты еще не вошла в пору молодости, ты просто младенец. Ты все еще в пеленках, которые, кстати, мне бы очень хотелось тебе поменять.Ресторан огласился громким смехом – а как еще можно было отреагировать на мою сомнительную шуточку? Остальные посетители оглядывались на нас сперва с любопытством, а потом и с недоумением.– Рамон, ты совсем не изменился!– Да, и по правде говоря, мне бы хотелось продолжить одно незавершенное дело.– Ты с ума сошел! – воскликнула Инес, выдергивая свои руки, которые я пытался поцеловать.– Инес, ты просто божественна. Ты пробудила к жизни мертвеца внутри меня.В ответ Инес снова рассмеялась, перегнулась через стол и уставилась на мои брюки, по-своему поняв последнюю фразу.Вторую половину дня мы тоже провели в веселье и болтовне.Выйдя из ресторана, мы побрели в сторону Россио, чтобы вернуться по улице Аугуста, а потом зашли в кофейню на улице Алфандага – попить чаю и попрощаться. Я пригласил Инес отужинать вместе с моими друзьями, но та сказала, что не может – у нее деловой ужин. Я продолжал настаивать, и Инес пообещала, что, если освободится рано, мы сможем увидеться около полуночи и выпить по прощальному бокалу.– Только не питай напрасных надежд, – с улыбкой добавила она. – Я помолвлена.– Но я тоже помолвлен!Не поверив мне, Инес снова улыбнулась.В ее взгляде была нечто странное, но я далеко не сразу это заметил. Непривычной была и ее полная открытость, абсолютная раскрепощенность. Однако сейчас не время было выяснять, в чем дело. Я просто подмигнул: мол, там видно будет. Девушка вновь рассмеялась на весь ресторан, и я присоединился к ее смеху.Из глаз Инес вдруг выкатились две большие слезы, поползли вниз, к складкам губ. Они текли по прямой, не обгоняя друг друга, словно два прозрачных гоночных болида, но Инес дважды облизнула губы, и слезы исчезли. Я осушил влажные бороздки, при этом поцеловав девушку в обе щеки, а Инес уперлась локтями мне в грудь: так танцевали в Испании семидесятых годов, чтобы мужчины не терлись о девичий бюст; обычное средство самообороны в эпоху Франко, когда все было пропитано духом лицемерия. Я рассказал Инес об этом обычае, и мы здорово повеселились.Но потом улыбка на лице Инес словно застыла, как будто на DVD-плеере нажали кнопку «пауза». Я увидел, что лицо ее медленно приближается к моему. Ресницы ее становились все ближе, и наконец наши губы влажно соприкоснулись, ее язык проник в мой рот, слюна смешалась с моей. Поцелуй наш был коротким и неистовым, как извержение вулкана.Потом моя подруга резко встала, еще раз поцеловала меня – теперь в самый уголок рта – и сказала:– В двенадцать я позвоню тебе в гостиницу. Увидимся.С этими словами она ушла. * * * Когда отдаешь все, ничего не получаешь взамен. Но едва Инес почувствовала, что я кому-то небезразличен, как ее потянуло ко мне нездоровое любопытство к тайне чужих взаимоотношений. Ее воспламенило само известие о другой женщине. Мне никогда этого не понять, но такова человеческая натура. Страх навсегда потерять кого-то заставляет нас бросаться в пропасть, и, забыв обо всем, мы цепляемся за последний шанс.Вот о чем я размышлял; мысли мои сыпались вниз, как вишневые лепестки, которыми украшают вазон с розами, чтобы наполнить комнату новыми ароматами.Я устал и не хотел возвращаться в гостиницу пешком, но такси поблизости не оказалось. Пришлось брести вверх по улицам квартала Чиадо. Поднимаясь, я глядел по сторонам; все кафе и бары были полны молодежи. Мне нравился Лиссабон, Лиссабон-космополит, наводненный туристами и просто веселыми людьми, которые гуляют, выпивают, болтают и веселятся. Я находился в живом городе…И вдруг застыл как вкопанный: кто я? Что делаю? Зачем притворяюсь беспечным? Почему так мало думаю о цели своего путешествия?Я все время бродил вокруг да около, убегая от самого главного, ускользая сквозь щели воображения, как всегда боясь посмотреть в глаза своей подлинной сущности. Вместо того чтобы всерьез взяться за изучение Великого делания, исследовать секретные этапы этого процесса, я безмятежно дожидался, пока кто-нибудь придет и все мне объяснит. На самом деле я знал, что поступаю дурно, но, с другой стороны, мне нужен был отдых и развлечения – ведь время для потрясений всегда найдется. Я шагал по городу, и окна его домов заговорщицки мне подмигивали. Лабиринты Байру-Алту были моими преданными помощниками.Я подумал о Нью-Йорке, о его гигантских башнях – и вспомнил, что больше всего меня поразило одно из старых сооружений, Флатирон-билдинг. Красота и строгость этого здания пленили меня с первого взгляда. Я гулял по Бродвею, а когда вышел на его пересечение с 23-й улицей, передо мной возник Флатирон. Так бывает, когда плывешь на яхте по спокойному утреннему морю и вдруг из тумана вырастает большой корабль, и у тебя перехватывает горло от изумления. Из лекций на архитектурном факультете я помнил, что здание было построено Дэниэлом Бернэмом в начале XX века, точнее, в 1902 году. Дом в двадцать этажей (ничтожная высота по сравнению с Вулвортом, Рокфеллеровским центром, Мет-Лайф-Тауэр, Крайслер-билдинг или Эмпайр-стейт-билдинг) притягивал меня. Я влюбился в Флатирон как архитектор. То было подлинное сокровище, над созданием которого я сам хотел бы трудиться.На Манхэттене я задирал голову к небу, и мой взгляд скользил по громадным застекленным поверхностям; я воображал себя конькобежцем, мчащимся по необъятным, блестящим, прозрачным ледяным просторам, и мне хотелось с разгону взлететь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131