– А если икона окажется средневековой подделкой?
– Мисс Теббит не получает ничего.
Дебби повернулась ко мне:
– Гарри?
– Дебби, надо поговорить.
Мы сидели в противоположных концах дивана в гостиной Зоулы. На лице Дебби читалось смятение.
– Так нельзя… Реликвия веками принадлежала моей семье…
– Хорошо, Дебби. А если суд постановит, что икона тебе не принадлежит, и ты потеряешь два-три миллиона фунтов? У тебя есть такие деньги?
– Пикарди-Хаус, возможно, столько и стоит. Все очень непросто, и дядя Роберт обязательно вмешается… Игра не стоит свеч.
– Если икона окажется подделкой, ты и здесь ничего не получаешь. Думаю, предложение сэра Джозефа вполне разумно. Я бы посоветовал принять его – при условии, что оно будет заверено юристом. Однако решать не мне, не дяде Роберту и не юристу. Решать тебе.
– Гарри, посмотри на меня. Я похожа на женщину в жемчужном ожерелье и кашемировом свитере? Женщину, которая выйдет замуж за жизнерадостного самодовольного болвана из «правильной» семьи, в чьей голове помещаются лишь светские новости из «Кантри лайф» да цены на силос? Не думаешь ли ты, что я проведу остаток дней, затерявшись в великолепии родных анфилад? – Она решительно помотала головой. – Папы больше нет. Пора сниматься с места. Я больше не хочу жить в Пикарди-Хаус. И я хочу избавиться от иконы.
– Это непростое решение, Дебби. Она хранилась в твоей семье со времени Крестовых походов. Фрагмент того Креста, ты только представь…
– И какая была от этого фрагмента польза – нам или кому бы то ни было еще? Я все обдумала, Гарри. Лучшее, что я могу сделать для своих шести детей (когда они у меня будут) и для всех будущих Теббитов, – это отправить Крест в музей, где ему и место.
– Проклятие иконы… – тупо сказал я.
– Продай этот чертов триптих! А я продам Пикарди-Хаус, куплю по берлоге в Лондоне, Париже и Монте-Карло и буду наслаждаться жизнью. С ямайским дедом я все улажу, а тебе, как моему агенту, причитается десять процентов. Как и Зоуле с Долтоном.
– Долтон – государственный служащий, так что он ничего не возьмет.
Дебби фыркнула:
– Десять миллионов – большие деньги. После того как вы с Зоулой получите свою долю, останется восемь. Вперед!
– Окончательное решение?
Дебби ответила не сразу. Она взвешивала варианты. Вокруг ее рта возникли морщинки.
– Окончательное.
Она слегка улыбнулась.
Сэр Джозеф допил молоко и старательно изображал полную невозмутимость.
– Я отсоветовал Дебби принимать ваше предложение.
– Вы сделали глупость.
– Икона, возможно, принадлежит ей, и ее стоимость превышает сорок миллионов долларов. Я не могу, находясь в здравом уме и доброй памяти, советовать клиенту удовольствоваться четвертью цены.
– Но по силам ли Дебби принять на себя судебные расходы, если до них дойдет? А они будут астрономическими.
– Мы найдем юридическую фирму, не берущую гонорара и готовую идти на не окупающиеся траты.
К нам выстроиться очередь. Мне очень жаль, сэр Джозеф…
– Пятнадцать.
– Двадцать.
– Пятнадцать – мой предел. Принимайте, или я отказываюсь от всех своих предложений.
– Двадцать миллионов долларов – и она ваша.
– Блефовать изволите?
– Ага. Ваш музей – не единственный во вселенной.
Сэр Джозеф задумчиво меня разглядывал. На протяжении нескольких секунд самым громким звуком было тиканье часов на кухонной стене. Потом ухмылка и…
– По лезвию ножа вы ходите неподражаемо, Гарри. Поздравляю! Если будете искать работу…
Мы обменялись рукопожатиями. Дебби обменялась рукопожатиями с сэром Джозефом. Все обменялись друг с другом рукопожатиями.
«Двадцать миллионов долларов. Пятнадцать миллионов фунтов стерлингов. Дебби хватит на целый табун.
Минус полтора миллиона комиссионных мне и столько же – Зоуле. Хорошее рабочее утро!»
Сэр Джозеф что-то говорил. Я с трудом отвлекся от идиотских мечтаний о бассейнах и «астон-мартинах».
– Мои люди подготовят бумаги. Теперь все зависит от правильной даты. Две тысячи лет назад или все-таки тысяча.
Правильная дата. Ответ должен был дать углерод-14. Каждый из нас отщепил от Креста по кусочку и отправил в свою лабораторию. Моя щепка досталась той, что в Ист-Килбрайте. Долтон и Зоула не сказали, куда послали свои образцы, а я не спрашивал. Три образца, три независимые лаборатории. Подлинность Креста все еще была под сомнением.
В Ист-Килбрайте мне объяснили, что к чему. Там было очень много технических подробностей. Радиоактивный углерод или, как его еще называют, углерод-14, возникает из атомов обычного углерода под воздействием космических лучей (углерод входит в углекислый газ, который составляет часть атмосферы). Период полураспада углерода-14 – пять с половиной тысяч лет. Между возникновением радиоактивного углерода и распадом уже имеющегося установилось равновесие. Углерод-14 попадает в пищевую цепочку. Когда растение погибает, или съевшее его травоядное погибает, или погибает хищник, съевший то травоядное, – тогда это растение перестает поглощать углерод-14.
Оставшийся в костях животного или в древесине радиоактивный углерод начинает убывать, а пополняться ему неоткуда. Найдя, какая часть содержащегося в материи углерода радиоактивна, вы можете определить время, прошедшее с момента гибели животного или растения. Большое количество углерода-14 – это когда счетчик Гейгера громко стрекочет, а смерть наступила недавно. Если наоборот – смерть наступила давным-давно, а счетчик едва потрескивает.
Есть еще одна сложность. (Без сложностей дел вообще не бывает). Иногда космическое излучение сильнее, иногда слабее. Источником его является Солнце, а у Солнца наблюдается – неважно почему – двухсотлетний цикл активности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88