Балчев не имел ни малейшего представления – никогда не разглядывал браслет, да еще с внутренней стороны. Либо он, правда, лопух, либо решил обвести меня вокруг пальца, причем делает это с завидной артистичностью, снова подумалось Станчеву.– Ты упоминал о какой-то ее подруге – кто она?– Думаю, что Ванева. Анетта не дружила с женщинами, не верила им.– А мужчинам?– Ну, говорила, что мы все – похотливые твари, но без нас жизнь потеряла бы смысл.– Ведь она была тщеславной?– Одно не мешало другому, майор. Она искала одновременно и самца, и ракету-носитель.И заместителя генерального директора променяла на тренера по теннису, добавил про себя Станчев, странно.– Странно, Балчев, странно, – вслух повторил он. – А ты не слыхал об одном молодом архитекторе, твоем сопернике?– Об архитекторе? – Симеон вылупил глаза. – Первый раз слышу.– Да-а-а, – протянул следователь, – давненько я не сталкивался с таким обескураживающим отчуждением да еще с полной потерей памяти…– Причем здесь потеря памяти, – недопонял Балчев.– Да притом: никто ничего не видел, не замечал, не слышал, никто никого не помнит, даже и по документам. Значит, кто-то очень сильно постарался, не могут же все поголовно страдать склерозом…– Майор, я же тебе говорил…Вдруг ясно послышалось, как в замочной скважине входной двери поворачивается ключ – кто-то вошел и остановился в прихожей. Балчев побелел, как мел, нервно дернулся и со словами „один момент" вышел из комнаты. Послышался шепот, падение какого-то деревянного предмета, и стук каблуков затих в кухне. Вошел Симеон и привалился спиной к двери. Мужчины в упор смотрели друг на друга, ожидая, что предпримет другой. Но Станчев невозмутимо молчал.– Одна знакомая, звонила по телефону и решила заглянуть… – смущенно объяснил Балчев.– С собственным ключом?– А что, она не имеет права?– Замужняя?– А это тебе зачем, майор?– Профессиональное любопытство… И сейчас ждет на кухне или в ванной, пока я уйду. Может, пригласишь ее сюда?Лицо Симеона исказилось в страдальческой гримасе.– Не надо, Станчев…– Значит, замужем, – следователь бросил на него колючий взгляд. – Вот что…– Вы за мной следите? – не поверил своим ушам Балчев и присел на кушетку.Станчев размял свою затекшую ногу и поднялся.– Ухожу я. Беги к своей очередной поклоннице, товарищ Дон-Жуан! И будь осторожен, на этот раз очень осторожен…Не глянув в сторону кухни, Станчев пересек тесную прихожую и начал спускаться по крутой лестнице. * * * Просторный дом Арнаудовых сиял всеми своими люстрами, светильниками, лампами и лампочками… Впрочем, простите, дорогие читатели, даже в прихожей простых лампочек не было, на каждую из них был надет прозрачный абажур определенного цвета – разумеется, импортный. Мадам, как дома в шутку называл свою жену Арнаудов, сновала в своем дорогом атласном пеньюаре из комнаты в комнату, распоряжалась и приказывала, а Григор и Розалина, их дочка, студентка третьего курса консерватории, будущая пианистка, послушно приносили какие-то спортивные приспособления, упаковывали в станиоль или просто складывали пищевые продукты – телячьи и свиные ножки, копченые колбасы и филе, консервированных раков, крупные, как бычий глаз, маслины, брынзу в коробках, испещренных арабскими иероглифами, свежую форель, баночку черной и баночку красной икры, майонезы, рокфор – чего там только не было! Все это вынималось из двух огромных холодильников – ЗИЛа и „Сименса", каждого с двумя морозильными камерами и с автоматической системой регуляции температуры и размораживания. Отдельно, в пластмассовые коробки, укладывались охлажденные овощи и фрукты – от петрушки и мяты до ранних крупненьких черешен и поздних маленьких бананов.– Не забудьте редиску! – слышался голос мадам. – Вангелов ее обожает… Гриша, ты позаботился о напитках?Арнаудов загодя уложил в объемистую сумку бутылку шотландского виски, греческую анисовку, знаменитую перловскую ракию, марочные красные и белые вина, старазагорское и австрийское пиво. В проволочных ящиках мирно покоились бутылки с прохладительными напитками – минеральной водой, кока-колой, лимонадом, домашним муссом из вишен.– Папочка, мы забыли фазанов… – мимоходом кинула Розалина. – У товарища Вангелова особое пищеварение…Арнаудов косо поглядел на дочь.– Занимайся своей музыкой!.. Погоди, ты что, остаешься?– Имею высочайшее позволение.– Опять пирушка. Ох, ты у меня дождешься!Розалина обернулась и многозначительно подмигнула отцу.– Папа, твоя Роси отлично знает, что позволено в этом ответственном доме, а что нет… – она чмокнула его в висок.– Ответственными бывают не дома, а их владельцы – хорошо бы тебе…– Запомнить это? Знаю, знаю, знаю! Все знаю! – Розалина исполнила пируэт и застыла на месте, как балерина. – Знаю, что в отличие от воды жизнь течет по вертикали. Что ирония позволена только сверху вниз. Что снизу вверх разрешено раболепие. Довольно?В окружении всевозможных пакетов они уставились друг на друга. Розалина понизила голос:– Папочка, я все знаю, и порой мне становится страшно… и весело. Бай-бай.Она исчезла в другой комнате. Арнаудов постоял мгновение-другое, рассеянно уставившись в акварель, висевшую на стене напротив, – подарок молодого художника. Он помог ему выгодно пристроиться и получить заказ на оформление ярмарочной палаты за рубежом. Надо бы ее взнуздать, эту кобылку, но как? – в который раз он задал себе вопрос, так и оставшийся без ответа.Арнаудовы загрузили светло-голубое „БМВ", сияющее снаружи и внутри, еще раз наказали дочери быть внимательной во всех отношениях, особенно с замками с секретом, врезанными во входную дверь, и к завтрашнему вечеру на своей „
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44