— Я хочу трахнуть тебя… Ким! Я хочу сделать тебе хорошо… Ты что, спишь? Спишь… Shit! Ну раз ты сказала, что я хороший, дай хоть прижаться к тебе!
Спун подкатился ко мне под бочок и задышал мне в спину.
— Ты же можешь меня изнасиловать!
Спун с изумлением уставился на меня. Я улыбнулась, нарочито оскалив зубы, чтобы он в темноте не усомнился в моих желаниях.
И тотчас же Спун перестал походить на обиженного ребенка.
6
С тех пор, как началась наша совместная жизнь со Спуном, я дважды переспала с другими мужчинами. Но вовсе не потому, что мне хотелось секса с кем-то еще.
Просто временами меня начинало глодать смутное беспокойство. Я что-то слишком «запала» на Спуна. Мне было страшно, что я превращусь во фрагмент головоломки под названием «Спун».
После работы я заглянула к одному своему дружку, с которым у меня были легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Он был моим «соучастником», и я была для него примерно тем же. В тот вечер он проделал со мной все, что обычно, он отлично знал мою душу и тело, однако я ушла от него странно разочарованная. Я поняла, что уже начала впадать в наркотическую зависимость от Спуна. Когда я вернулась домой, Спун крепко спал, лежа ничком поверх покрывала. На полу стоял стакан с джином. При виде голых ног Спуна я разрыдалась.
— Ким… Что случилось? Ты что, плачешь? Да что с тобой? Тебя кто-то избил?
Спун проснулся оттого, что мои слезы капали ему на ноги. Похоже, он считал, что я могу плакать только в двух случаях: когда занимаюсь любовью и когда меня бьют.
— Ничего со мной не случи-и-лось…
— Тебя кто-то обидел!
— Нет… Просто мне стало так тоскливо, так плохо без тебя…
— А, ну это понятно. Само собой.
Что значит — «само собой»? Но он, не дав ничего прояснить, потащил меня в постель и принялся сдирать с меня одежду, словно разрывал пакетик с карамелью. Потом его язык принялся вылизывать мое тело — и вдруг замер, словно окаменев. Я посмотрела на себя — и похолодела. На груди красовался лиловый засос.
Спун был так ошеломлен, что даже пальцем не тронул меня. Его руки, державшие меня за плечи, тряслись мелкой дрожью. Ну, в этот вечер мне предстоит расстаться с жизнью. Я собрала все свое мужество и посмотрела прямо в лицо Спуну. Я думала, что увижу бешеные от ярости, сумасшедшие глаза, но в них плескались отчаяние и безнадежность.
Спун, не смотри на меня такими глазами!
— I AM SAD! I AM SAD! — отстукивало сердце Спуна, словно телетайп.
По моему лбу потекли струйки холодного пота. Я не должна допускать, чтобы он смотрел на меня с таким выражением! Пусть лучше он до конца своих дней остается бесчувственным идиотом… Я выжала из своих мозгов все, что только смогла.
— Спун, — сказала я, — если ты будешь ставить мне засосы на такие места, я не смогу носить открытые платья! Будь осторожней, очень тебя прошу.
— Ах, вон оно что… Выходит, это я сам вчера ночью…
Он просиял и, повалив меня на кровать, как-то растерянно и бестолково овладел мною.
Перевести стрелки. Я и сама не предполагала, что моя хитрость может сработать.
Я радостно перевела дух. И подумала о том, насколько мучительно ранит Спуна его ревность — и какую мучительную боль она причиняет мне. Печаль Спуна была моей печалью.
Я люблю этого оболтуса!
При этой мысли я покраснела и подняла взгляд на Спуна.
Спун тоже посмотрел на меня с удивлением и замер.
— Ты чего?
— Знаешь, — сказала я, — мне кажется, я тебя люблю.
При этом у меня, наверное, было такое торжественное выражение лица, как если бы я объявила, что сегодня на ужин у нас креветки.
— Я знаю. Я же сказал, это само собой.
Значит, другого и не дано? Я и Спун — единственно возможное сочетание в этом мире? Во всяком случае, ясно одно: на моем сердце вытравлено тавро — «Спун».
Мы валялись на травке в дальнем уголке парка и на двоих курили косячок. Люди проходили мимо, даже не подозревая, что мы вот так, в наглую, балуемся марихуаной. Время от времени Спун, прищурив один глаз, пускал дым в Осборна. Когда Осборн вконец сомлел, словно объелся кошачьей мяты, Спун зашелся от смеха. Я куталась в толстое пальто из шерстяной байки и открывала банки с пивом одну за другой. Был теплый и ясный ноябрьский день. Солнце светило одуряющее ярко. Когда я прикрывала веки, глаза застилала зелень, цвета весенней листвы. Протянув руку, я нащупала жесткие джинсы Спуна. И поняла, что он намерен сорвать поцелуй, потому что всякий раз перед тем, как поцеловать меня, он щекотал ресницами мою щеку. Ветер сорвал со Спуна панаму, которая была явно не по сезону, и Осборн, вскочив, принялся играть с нею. Спун, не надо дуть мне в рот, ты ведь не на кларнете играешь. Ну, пожалуйста. Please.
Мы стояли на автобусной остановке перед парком и жевали крупно нарезанные сосиски. Они были слишком обильно политы горчицей, и время от времени меня прошибали слезы. Осборн спал, свернувшись в клубочек под свитером Спуна.
— Ким…
Передо мной возникла Мария. Я страшно удивилась столь неожиданной встрече, но стояла как истукан, стараясь не показать своего изумления. Мария метнула быстрый взгляд на Спуна. Я даже съежилась — так мне стало неловко. Это же неприлично — выставлять на всеобщее обозрение человека, которого так сильно любишь. Спун тоже бросил на Марию короткий взгляд, словно смотрел на неодушевленный предмет, и погладил кота, засунув руку за пазуху.
— Это тот самый мальчик?
Я кивнула. Мария была моим учебником жизни. Но, как ни странно, мне не хотелось, чтобы она выставляла Спуну оценки.
— Какой большой мальчик, — заметила она.
Обменявшись со мной короткими репликами и попрощавшись, Мария поймала машину и уехала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49