Выйдя из лаборатории, он услышал, как дверь закрылась и щелкнул замок.
На улице Эзра позвонил по мобильному телефону своему водителю.
– Я еду в больницу, навестить мачеху, – сказал он Картеру. – Может быть, вас куда-нибудь подвезти?
– Нет-нет, не нужно, – отказался Картер. – Я, пожалуй, пройдусь. Поразмышляю на ходу.
Из-за угла выехал «линкольн», за рулем которого сидел дядя Эзры, и остановился.
– А мне предстоит не просто прогулка, – сказал Эзра и протянул Картеру руку ладонью вверх. Картер не понял, чего хочет Эзра. – Фрагмент свитка, – подсказал тот.
Картер пошарил в кармане, нашел пакетики со слайдами и отдал один Эзре.
– Спасибо вам, – сказал Эзра, открыв заднюю дверь машины. – Надо будет встретиться завтра и обменяться впечатлениями.
Картер молча кивнул. Машина отъехала от тротуара. Картер стоял как вкопанный, но мысли его неслись с бешеной скоростью. Все случившееся казалось ему совершенно бессмысленным, и не стоило даже притворяться, будто в этом был хоть какой-то смысл. Окаменелость, пергамент – кость, кожа… нет, это должно было являться частью какой-то мистификации, шутки. Должно было. Если бы Билл Митчелл не был мертв, Картер поставил бы его на первое место в списке подозреваемых. Но Митчелл был мертв, и этот факт не был частью шутки. Ставки и так уже были слишком высоки. Руссо обгорел почти до неузнаваемости.
Это не могло быть ни игрой, ни какого-либо рода интригой.
Все это было реальным.
Что-то происходило, разворачивалась какая-то ужасная драма, и Картер опасался, что ему, хочет он того или нет, суждено сыграть в этой драме главную роль.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Настроение у Эзры было приподнятое. Теперь он видел, что его подозрения и опасения стали получать реальные подтверждения. Для человека, знающего, что он стоит на пороге безумия, очень утешительно обнаружить, что даже самое невероятное из того, что приходило ему в голову, в конце концов оказалось вполне возможным.
Он не сошел с ума, а вот мир, как это ни прискорбно, вероятно, сошел.
Эзра смотрел на пролетающий за окном машины город и измышлял о том, что узнал в лаборатории доктора Пермута. Свиток был куском живой ткани существа неизвестного происхождения. Фрагмент окаменелости был костью того же существа.
Но было ли это существо тем, о ком он думал? И кто или что могло снять с него живого кожу?
– Кимберли все еще плохо, – сообщил Мори, прервав размышления Эзры. – И они там, черт бы их побрал, ничего не могут понять.
Эзра не удивился. Если его предчувствия были верны и болезнь его мачехи была каким-то образом связана с гостем, приглашенным на вечеринку в последнюю минуту, врачи никогда и ничего не смогут понять.
– Твой отец сейчас у нее.
Эзра так и думал. Он именно поэтому ехал в больницу. Это был шанс наладить отношения с отцом. «И в любых обстоятельствах, – напомнил он себе, – поступить так было бы правильно».
Хотя больница сама по себе была, что называется, эксклюзивная, палата Кимберли находилась в самом привилегированном крыле, где на полу лежали дорогущие ковры, на стенах висели яркие репродукции картин, а двери были сделаны из полированного красного дерева. Эзре это отделение скорее напомнило маленькую европейскую гостиницу, чем больницу, и в каком-то смысле так оно и было. Когда Эзра вошел, его отец сидел в первой комнате гостиной. Сэм отключил мобильный телефон и сказал:
– Я велел Мори не ждать нас, но он, конечно, принялся со мной спорить.
Он бросил телефон на диван.
– Как дела у Кимберли?
– Полчаса назад у нее началась истерика. Она выдернула из вен иглы капельниц, начала бредить.
– О чем?
– О чем? – озадаченно уставился на Эзру отец. – Это смешно. Какой у бреда может быть смысл?
– Ну, развесели меня.
– Что-то насчет птиц и огня. На нее напали птицы с огненными крыльями. Доволен?
Эзра положил эту информацию в «копилку», чтобы завтра рассказать Картеру и Руссо. Кто знал, какой из ключей к тайне окажется самым важным?
Медсестра в белом форменном брючном костюме с синей отделкой, больше похожем на матроску, чем на одежду медработника, вышла из спальни с подносом, на котором лежали шприц и еще какие-то врачебные приспособления.
– Она получила большую дозу успокоительного, – сообщила медсестра. – Будет спать до утренней операции.
Медсестра улыбнулась Эзре и Сэму и вышла.
– Что за операция? – спросил Эзра у отца. – Врачи поставили диагноз?
– Не совсем. – Сэм положил рядом с собой пиджак и откинулся на спинку дивана. На кармане его сорочки была вышита монограмма, в прорезях манжеток сверкали золотые запонки. – Заражение крови. Дисфункция внутренних органов. Одно известно наверняка: она беременна.
Эзра не слишком удивился, и его отец это заметил.
– Ты знал? – спросил он.
– Я знал, что она хочет все переделать в моих комнатах и превратить их в детскую.
– Этого не должно было случиться.
В первый момент Эзра обрадовался. Неужели его отец вовсе не намеревался заменить его новой, более совершенной моделью наследника? Но в следующее мгновение он понял, о чем на самом деле говорит отец.
– Несколько лет назад мне сделали вазэктомию, – признался отец. – Ты тогда был подростком.
Повисла тягостная пауза. Сэм не понимал, как это получилось, но теперь трудно было что-либо изменить, оставалось только принять удар.
– Я сначала ей ничего не говорил, – стал объяснять отец. – Потому что какой в этом был смысл? А потом, когда я понял, чего она хочет, какие у нее планы, мне не захотелось огорчать ее. Зачем ей было знать, что я не могу ей дать того, чего ей так хочется?
«Только этого он и не мог ей дать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116