И сама улица, и переулки были буквально запружены девицами. За четверть часа мне их встретилось никак не меньше сотни, причем некоторые были весьма привлекательные. Наконец я остановился на одной блондинке в бежевом платье, которая сообщила, что стоить это будет пятнадцать марок и что, конечно же, у нее есть комната – кто же занимается таким делом прямо на улице? Она повела меня к какому-то дому за углом, и тут я заметил, что ее шею украшает солидная бородавка. Когда же мы вошли в квартиру, в нос шибанул такой смрад, что первым моим желанием было выскочить обратно за дверь. Впрочем, там сидели какие-то женщины и курили, и я решил, что если им по силам терпеть этот запах, то и я тоже смогу. В комнате, куда я проследовал за блондинкой, воняло еще хуже. У меня даже возникла мысль, что у этих женщин не все в порядке с обонянием, но тут блондинка сказала: "Hier stinkt's aber, nicht wahr?" Я согласился, надеясь, что, может быть, она откроет окно, но блондинка только рассмеялась – очевидно, со зловонием полагалось смириться, забыв про всякие глупости вроде свежего воздуха и биде. Тут девица спросила, не выпить ли нам, и, вспомнив франкфуртские правила игры, я отстегнул еще пять марок. Не знаю как, но ей удалось осушить свой стакан, я же к своему не притронулся. Все мои мысли занимала бородавка – неужели нельзя было хотя бы выщипать торчащие из нее волосы? Я понял, почему не заметил бородавки с самого начала: девица нарочно подошла ко мне другим боком. Пока она раздевалась, меня одолевали сомнения, смогу ли я пройти всю процедуру. Мы легли в постель, но из-за тяжелого духа и из-за этой бородавки ни о каких эротических мыслях и речи быть не могло. Наконец я догадался представить себе, что насилую в сарае доярку. Это помогло, и через какие-нибудь пять минут я уже жадно глотал ртом воздух на улице.
Два прокола подряд – такое со мной случалось редко, и поэтому идти домой как-то не хотелось. Не может быть, чтобы здесь нельзя было найти стоящую девочку. На Йоахимштрассе мне приглянулась одна брюнетка. Пока мы разговаривали, я успел осмотреть ее с обеих сторон и убедиться в отсутствии бородавок. Кроме того, она была хороша собой, сказала, что у нее приличная комната и что никакой спешки не будет – и все это за двадцать марок. Я согласился. Комната и вправду оказалась проветренной и по-своему уютной. Пока мы раздевались, я все время гадал: какая неприятность ждет меня на этот раз? Фигура у девушки была красивая, под стать лицу. Она даже сдержала свое слово и не поторапливала меня. И неважно, что она не притворялась страстной, что смотрела куда-то в потолок, – она была такая прелестная, что меня это не волновало. Когда все кончилось, она не спеша стала одеваться. Мне с ней настолько понравилось, что я уже был готов назначить новое свидание, но тут она натянула на себя свитер, и я увидел на рукаве черную повязку, которую раньше то ли не заметил, то ли решил, что это такое украшение.
– Надеюсь, что это не траурная повязка? – спросил я.
– Траурная, – ответила она.
– А можно узнать, по кому траур?
– Муж у меня умер на прошлой неделе.
До этой минуты я был целиком поглощен ее красотой и ни на что другое просто не обращал внимания, но теперь я вспомнил, что девушка не сказала за все время и двух слов, ни разу не улыбнулась. Я-то подумал, что она вообще такая вялая, а, оказывается, это у нее от горя.
– Уже надо уходить или еще есть время, чтобы выпить? – спросил я.
Она безразлично пожала плечами, и я налил две рюмки коньяку.
– Как это случилось? – спросил я.
– Ну, что тут рассказывать? Белокровие у него было. К концу так ослаб, что я таскала его на себе в уборную. Похудел он сильно, иначе б не смогла. Вот, посмотри, – и она вынула из сумочки две фотографии. На одной она стояла рядом с молодым мужчиной на морском берегу, на другой сидела у его постели, только теперь мужчина этот был худ как щепка.
– Где он скончался?
– Дома. Из больницы его выписали – врачи уже были бессильны. У нас в доме живет медсестра, она делала ему уколы. Когда он умирал, мы с мальчиками были рядом.
– С какими мальчиками?
– С детьми. У нас их двое – Манфред и Эгон. Одному восемь, другому десять. Они мужественно держались – старались при мне не плакать. А я старалась не плакать при них. А вот когда они пошли в школу – тут уж я разревелась.
Ее речь показалась мне вполне интеллигентной, и я спросил:
– Это все, чем ты зарабатываешь?
– Нет, – ответила она, – я еще работаю в книжном магазине – в Шонеберге, на Хауптштрассе. Когда Хорст лежал в клинике, мне хотелось, чтобы лечили его как следует, в частной клинике, а страховки на это не хватало. Вот я и сказала ему, что мне повысили зарплату, а сама стала ездить сюда. Хорст умер, и мы вместе с мальчиками поехали покупать ему гроб, и там стоял один за тысячу марок, и мальчики захотели именно его. Сперва я решила, что нет – куплю подешевле, а потом передумала: ведь отца-то хоронишь один раз в жизни. Похороны вышли хорошие. Перед тем как бросить в могилу землю, Манфред с Эгоном сказали несколько прощальных слов. Потом они еще спрашивали меня: как я думаю, доволен ли был бы папа? После похорон я подсчитала все свои расходы – выяснилось, что я должна пять тысяч марок. Так что теперь приходится работать здесь каждый вечер.
– И сколько времени тебе потребуется, чтобы расплатиться?
– Не знаю. Живем мы скромно. Наверное, год-два. Мне пришло в голову, что, может быть, она рассказала все это нарочно, чтобы разжалобить клиента и выманить побольше денег, но сочувствие мое было совершенно искренним, и я решил: что ж, если это и обман – пускай будет обман. Я вытащил пятьдесят марок и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150