Или поступило какое-то предложение? – Мы замираем, потом разворачиваемся.
– Я не должен был так с вами поступать, Глория. Я должен был принять решение до Пулитцера. Все и так было очевидно.
– Это ничего не меняет?
– Чего вы хотите, Глория? – Арт на секунду отодвигается, чтобы посмотреть на меня, в мои глаза. – Я знаю, что шансов у вас не было, и вы это знаете. Пулитцер – для газет, и меньше всего на свете мне бы хотелось, чтобы «Алгонкин» связывали с газетной бумагой. Вы же можете себе представить, какая моральная ответственность легла бы на плечи редактора – лауреата Пулитцера. Вам бы пришлось продолжать раскручивать это дело, а это могло бы привести вас в тюрьму. Мне ни к чему эти общественные призы, Глория. Главное для нас – имидж, репутация. Мы должны оберегать наш имидж.
Песня кончилась. Грушевидный человек в белом двубортном пиджаке подходит к микрофону и благодарит всех за то, что пришли. Это Бобби Гонзалес, хозяин «Абсента» и пятнадцати крупнейших в городе прачечных-автоматов. Он говорит, что оркестр берет короткую передышку, но вернется по мановению его руки.
– Ну вот вы и сказали «да». – Я продолжаю держаться за ледяную руку Арта, наконец выпускаю ее. Вот и конец. Мы достигли логичного финала истории. Так и должно было случиться, я знала это с первого дня работы в «Портфолио». Я буду редактировать «Алгонкин».
– Мне нужно кое-что обдумать, – говорю я ему.
7
– Поверить не могу, ты лгала нам, Глория, – хнычет Дейрдре.
– Я же все рассказала. – Мы в отделе кожгалантерии в «Торговом центре Сан-Франциско». Сегодня суббота. Мы пытаемся подобрать новый портфель для меня, я решила не брать с собой свой старый в Нью-Йорк.
– Это просто позор, мать их. Почему они считают, что раз мы женщины, нам нужны портфели, похожие на раздутые подушки? – Я тычу пальцем в один такой – светло-коричневый, мягкий, как масло. Мой палец оставляет отпечаток на его кожаной поверхности.
– Ты не ответила на мой вопрос, Глор.
– Может, во мне есть какая-то патология.
– Это ведь даже не ложь. К этому мы уже привыкли. Но ты же знаешь, единственная причина, по которой я переехала сюда, – это ты и твой гребаный журнал. Я думаю, ты ведешь себя непорядочно.
– Это я-то непорядочна? Если хочешь знать, что такое настоящая несправедливость, посмотри по сторонам. Мы приходим в этот долбаный галантерейный магазин, и лучшее, что здесь могут предложить: поддельные сумки для поддельных бизнес-леди. Сумки мягкие, как мы сами. Косметички для нас.
– Можем еще в «Мэйсиз» посмотреть, – предлагает Дейрдре, отказавшись от попыток вывести меня на чистую воду.
– Да они над нами просто издеваются. В самом деле, унизительно. Ты знаешь, как туда пройти?
Она ведет меня через двери в мраморный атриум.
– А ты все еще трахаешь своего русского? – спрашивает она, меняя тему.
– Русского? Он невежда. Я трахаю его, но сомневаюсь, что он это ценит.
– Снова заставляешь его мучиться с презервативами?
Мы проходим мимо газетного ларька.
– Я забыла, – вздыхаю я. – Ты тоже невежда.
Я беру с верхней полки новый номер «Алгонкина» с его псевдоимпрессионисткой обложкой с цветами и игрушечными лодочками, плывущими по Центральному парку.
– Но ты же еще не приступила к работе.
– Читай. – Я показываю на страницу сорок семь. – Специальное условие в моем контракте.
ПУБЛИКУЙ или УМРИ
«Портфолио» сфабриковал улики, чтобы развернуть свою кампанию против Федерального бюро расследований? Глория Грин, бывший главный редактор журнала, разоблачает нечистоплотные действия, на которые пошел некий беспринципный издатель, чтобы спасти тонущий журнал, и рассказывает о разрушенных им карьерах сотрудников.
– Но ведь это ты заказывала ту заглавную статью и ты ее редактировала.
– Дмитрий просил меня довериться ему, я и доверилась.
– Сознательный уход? – проглядывает она статью. – Тебе же предложили лучшую работу, после того как тебя фактически уволили.
– Это не дает права прессе грубо искажать факты ради собственной выгоды. ФБР знало, что Перри Нэш невиновен, но, несмотря на это, журнал Дмитрия использовал статью Джорджии, чтобы скрыть эту информацию или даже представить все дело так, будто ФБР пыталось утаить факты. Почему, как ты думаешь, тот номер отпечатали с такой поспешностью?
– Ты в самом деле рассчитываешь, что люди в это поверят? – Она машет журналом у меня перед носом. Мы уже шагах в тридцати от киоска, скрываемся с неоплаченным журналом от разгневанного киоскера в отделе товаров для туризма и кемпинга.
– Да, рассчитываю. – Я понижаю голос, поскольку мы уже вошли в магазин. – Люди быстро забывают подробности, запоминаются только сами истории. А моя – самая убедительная. Как здесь сказано, я – жертва, а жертвы неприкосновенны. Ты, разумеется, понимаешь, что расследование теперь зайдет в тупик. Если бы ты была ФБР, ты бы отправила в тюрьму своего единственного союзника? Опозорила собственного свидетеля?
– Я никогда тебя не понимала, Глор. – Дейрдре распихивает по карманам йодированные таблетки. По одному пузырьку каждой марки – наверное, хочет перепробовать все, а может, еще зачем. Я открываю флакон, глотаю пару таблеток.
– Ты говорила, что ладила с Броди и Эмметом. Ты говорила, что они влюблены в тебя, но это не удержало их от попытки упрятать тебя за решетку. Тебя подозревали в убийстве первой степени. Убийстве невинного человека, твоего босса, с целью занять его место. ФБР не собирается забывать о тебе только потому, что ты сделала им небольшое одолжение… которое ничего тебе не стоило.
– Небольшое одолжение? Ничего не стоило? Это моя жизнь, Дейрдре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65