Человек, не сведущий в антиквариате, – сельский священник, например, – не имеет возможности узнать, обладает он подлинной жемчужиной или же вещью из тех, что во множестве предлагаются в разделе объявлений воскресных газет.
Иными словами, каретные часы – мечта торговца антиквариатом, и я за все эти годы заработал на них многие тысячи. Поэтому, пока священник не вернулся, я с интересом снял часы с каминной полки, чтобы быстренько прикинуть, насколько они ценные.
Один из приемов оценщика – это взять антикварную вещицу в руки. Если она действительно старая, то, значит, ее так брали в руки тысячи раз, и ваши пальцы почувствуют потертость ее поверхности. Это испытание часы прошли. Эмаль на циферблате тоже была убедительно гладкой. Номер был четырехзначным. После короткого обследования я уже мало сомневался, что часы были сделаны вскоре после отъезда Гилберта на материк. Будучи английского происхождения, этот образчик в самом деле представлял большую ценность, потому что до 1820 года лишь считаные единицы таких часов были сделаны за пределами Франции. А главное, они были «чистые», то есть сохранена первоначальная форма и отсутствовали позднейшие добавления и изменения, вроде стеклянных боковин, испортивших так много старинных каретных часов.
К тому времени я уже так долго жил продажей антиквариата, что смотрел как на свою собственность на все старинные вещи: они просто находились на ответственном хранении у людей, ждущих, когда я приду и заберу их. Во всяком случае, мне всегда казалось, что если вы не понимаете истинной ценности вашей вещицы, то не имеете права обладать ею. Мое назначение, как я его понимал, состояло в том, чтобы изъять эти прекрасные вещи у косных обывателей и передать их знатокам.
Пока священник не вернулся, я поставил часы точно на прежнее место и сел на диван. В окнах с ромбовидными свинцовыми переплетами невероятно ярко по сравнению с загроможденной книгами и довольно темной комнатой сверкали краски сада. Над подсыхавшими растениями, словно дымок из тысяч кадил, вился пар. Собаки, устроившиеся перед камином, безразлично смотрели на меня. Я заметил, что весь диван усеян их шерстью.
Дребезжание фарфора возвестило о возвращении священника.
– Итак, – произнес он, разлив по чашкам чай в почтительной тишине, – что вас интересует в наших скромных приходских книгах?
– Это связано с Миллбэнк-Хаусом…
– Это трагедия, трагедия!
– Что вы сказали?
– Японцы превращают это место в поле для гольфа. Скупили для этого все окружающие поля… Но, прошу прощения, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.
– Ничего страшного. Мне необходимо знать, жила ли там в начале прошлого столетия женщина по имени Амелия.
Священник улыбнулся и наклонился отхлебнуть чаю.
– А почему вам необходимо это знать, дружище?
– Могу я доверить вам одну тайну?
– Выслушивать тайны – моя ежедневная обязанность.
– Что ж, очень хорошо. – Я коротко рассказал ему о том, как мы с Верноном обнаружили письма и расшифровали их. – Если Амелия и Гилберт существовали и имели какую-то причину скрывать свою любовь, тогда существование мемуаров Байрона более чем вероятно. Поэтому, пока Британская библиотека проводит экспертизу писем, я провожу историческое изыскание.
– Ужасно интересно! Мифические мемуары лорда Байрона, ни больше ни меньше!
– Так что если было бы можно просто заглянуть в приходские книги на предмет…
– В этом нет необходимости, – вскричал священник, вскинув руку в эффектном жесте итальянского уличного регулировщика. – Во-первых, я могу сказать, что ваша коробка с книгами почти наверняка из Миллбэнк-Хауса. Поместье только недавно было продано нашим японским друзьям, прежний владелец был из рода Ллойдов и по уши в долгах. Пару недель назад тут была устроена грандиозная распродажа, на которую была выставлена большая часть его имущества.
– Это совпадает с тем, что рассказывал Пройдоха Дейв. А как насчет Амелии?
– Так уж случилось, что именно о ней я кое-что знаю. Тим рассказал мне ее историю, и в кои-то веки она врезалась мне в память. Юная леди стала причиной некоторых разногласий между ее семьей и одним из моих предшественников. – Он собирался продолжить рассказ, но, словно в голову ему пришла неожиданная мысль, вскочил, расплескав свой чай. Инь, или же это был Ян, подняла на него сонные глаза. – Идемте со мной!
И он бросился вон из комнаты, едва дав мне время поставить чашку и встать из-за стола. Мы пошли по коридору в заднюю часть дома. Пока мы шли, я снова обратил внимание на его распущенный правый рукав и подумал, что, если ухвачу торчащую нитку и быстро привяжу ее к стулу, он, наверно, так и пойдет, ничего не заметив, пока весь джемпер не распустится.
– Вот, глядите! – Мы стояли в кухне, чья деревенская простота понравилась бы Элен, и смотрели в окно. Сад позади дома был обширней и не столь ухожен, как со стороны улицы. На кусты в дальней его части наступал лес, откуда доносилась прерывистая морзянка дятла. – Что вы видите за теми деревьями?
– Почти ничего не вижу, – сказал я, вглядываясь вдаль. Поднявшийся легкий ветерок шевелил листву, и сквозь нее я увидел посверкивание, словно кто пускал зеркальцем зайчики. – Вода!
– Вода! Совершенно верно! А можете вы предположить, какая существует связь между этой водой и вашей Амелией?
Я помолчал, мысленно повторяя путь от Миллбэнк-Хауса до деревни.
– Это, должно быть, то озерцо в поместье.
– Верно. Скоро оно превратится в интересную черту пейзажа захолустного поместья восемнадцатого столетия. Теперь проверим вашу способность к логическому мышлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85